Коллективная РПГ

Объявление

7001 год мироустройства. 1001 год Имперского календаря. 4-й год правления Арвейга III.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Коллективная РПГ » Архив » 8. Ночь в Цитадели Огня


8. Ночь в Цитадели Огня

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Талия, Ханд и Пепел прибывают в Цитадель Огня, чтобы предупредить дварфийского короля о скорейшем наступлении Тёмных. Авангард их могучей двадцатитысячной армии находится в пределах одного дня пути отсюда, если не всего нескольких часов, и только они могут сделать что-то, чтобы помешать этому.
Однако, дварфийский король мёртв - зарублен Дедросом Барадуром, который в свою очередь поспешил выдать это убийство за дело рук своего брата Арвейга. Дело в том, что Арвейг отправился за стены Цитадели тайно, нарушив таким образом не один закон, а также своё же собственное распоряжение о полном карантине. Его спальня оставалась закрытой всю практически всю ночь, таким образом, зная это, Дедрос оказался вдвойне более удачливым. Его брат пропал, а его отец убит секирой самого Арвейга. Это неоспоримое доказательство вины. Капитан городской стражи Геб Бакустабсам поверил Дедросу и готов действовать решительно. С ним никак не менее семидесяти верных человек, а также шестеро элитных королевских гвардейцев, умудрившихся пропустить убийцу прямо у себя под носом (совпадение, или же?..)
Талия и К.О. находятся в подвалах, прямо за Арвейгом, уже прошедшим через нижнюю часть Цитадели. Сами того не зная, они идут по его следам...

Участники: Талия (Картус), Арвейг, Ханд, Пепел, Торгрим, Гарнор, Дедрос, Мезум, Геб Бакустабсам.

Цель: решить конфликт мирным путём или кровавым.

0

2

27-е малахита, год 55 правления Огара IV, 21:50.

Когда в пустыне караванщики не знали, куда следователь дальше, когда небо, обычно искрящееся миллионами великолепных звёзд, застлано мглой и не даёт увидеть и Луну, когда слепые, как песочные черви, жители зелёных земель теряются посреди солёных дюн, только Талия - она одна единственная, и больше никто, несёт в себе возможность помочь ситуации каждого из них. Управлять Тьмой - её уникальный удар, её единственная ценность и единственное развлечение. Во всём Мёртвом море только она одна могла видеть то, что скрыто от глаз простых людей, ибо находится в пелене куда более плотной, чем всякий бархат из восточных стран. Темнота была единственным спасением для караванщиков, ведь только в темноте нет этого испепеляющего солнца, превращающего глубокие низины их родного дома в каменную печь. Хуже песка всегда был только камень.

Здесь, в дварфийском королевстве, песка не было вообще. Последние несколько дней с того момента, как Талия попала в царство подземелий, ни одна колючая песчинка не коснулась её кожи под тканями одежд, не заставила её, скуля, ожидать долгожданного привала, чтобы освободиться от плотного бурнуса. Но это было не самым неприятным. Передвигаться только ночью, иногда в полной темноте, ещё не означало миновать всех последствий разницы в температуре. Талия усвоила, что хуже всего на свете был только камень - когда им приходилось проходить через каменистые долины, бывшие когда-то подводными каньонами, не спасала даже тёплая одежда. Они, жители пустыни, лучше всех других знают о том, что такое холод. Их тела сковывал озноб. Через слои мехов и тканей конечности застывали, не желая слушаться, и даже самая Талия не смогла бы пройти через это поле смерти, если бы магией не переставляла вымороженные ноги через каменные пустоши. Долина смерти - так караванщики называли это убийственное место.

Но под землёй температура была всегда стабильна. Камень - вокруг камень! - но никакого холода, напротив, один только жар и настоящее тепло. Где-то в пещерах под Мёртвым морем она потеряла свой меховой плащ. Капюшон был в двух слоях, но верхний, как и отдельные куски одежды, она оставила в Вай-Йорне во время битвы с Тёмными и занятия любовью с Пеплом. Он уверил её, что там, куда они направляются, меньше всего на свете ей пригодится настолько многослойная одежда.

Так Талия и осталась в самом лёгком, что было на её теле - длинная туника, удобная обувь да капюшон, традиционно скрывавший большую часть её лица. В Низинах Харадтура она была вынуждена носить его так же, как в пустыне, но теперь, когда они добрались до твердыни самого их короля, наконец-то освободила своё красивое лицо от ткани. Пепел посчитал его красивым. Талия чувствовала это, и знала, что Картус Зингер понял это даже быстрее, чем она. Его ехидные комментарии очень часто говорят ей о мире гораздо больше, чем ей следовало знать.

Но он не мог видеть в темноте, а Талия могла. И она хотела это делать. Во тьме бесконечных коридоров нижних ярусов Цитадели Огня она ориентировалась не так, как делала это на поверхности, в пустыне. Темнота давала ей понятие о вещах, расположенных в комнате, о стенах, её очерчивающих её; можно было сказать, что Талия видела тактильным методом, закрыв глаза и полностью отдавшись ощущениям. Созданная ею мысль отскакивала от всех поверхностей, как звуковой удар, и она точно видела, где находится определённое препятствие, даже не прибегая к чародейству.

Ханд предложил осветить всё вокруг магическим шаром, но Пепел его отговорил, сказал, что здесь везде могут быть сирены или что-то в этом роде. Он сам не знал, куда они попали, и ящер никак не мог ему помочь. Какие-то бесконечные ходы, встречающиеся друг с другом и петляющие на разных уровнях этих подземелий, пыльные и как будто бы забытые всеми бочки, стоящие на разукрашенном мозаикой полу. Это какие-то склады? А может, катакомбы?
Талия не решалась подать голос, чтобы предложить свою точку зрения её товарищам по несчастью. С каждым шагом она теряла энтузиазм по поводу всего этого дела, даже если единственный выход на поверхность на много вёрст вокруг находится только в этой огромной цитадели.

- Мне ведь не кажется? - она неожиданно спросила.

- Ничуть, - Пепел в теле дварфа склонился над ней, будто желая оградить от лишней угрозы, а может, просто решив лишний раз на неё посмотреть - кто знает этих проклятых Тёмных? - Это шаги и голоса. Двадцать пять человек, среди них все дварфы и один... что за ёбанный урод?

- Никогда такого не видел? - Талия тоже могла играть в эту игру. Ничто так не располагало к неожиданному изучению тел друг друга, чем комната без малейшей искорки любого света, когда ящер в очередной раз не может видеть, чем вы занимаетесь.

- Нет, не видел, - отчеканил Пепел с железной твёрдостью. Слишком, слишком жёстко.

В разговор вмешался Ханд, прерывая их неудавшиеся ласки:
- Для обычного патруля стражи их слишком много, не считаете? - его голос был, как обычно, полон загадочного энтузиазма.

- Предлагаешь поздороваться? - Талия спросила.

- Ну конечно. Очевидно, что в этих катакомбах они впереди. Это означает, что они пришли той же самой дорогой, какой мы идём сейчас. Телепорт сработал, как всегда, не так, как я предполагал.

- Напомни нам больше им не пользоваться, - усмехнулся Пепел, - У человеческой девушки от него брожение в мозгу.

Брожение?! У меня?

- Тихо! - прошептал Ханд, - Мне кажется, что нас заметили.

- Не кажется. Я знаю, есть такие дварфы, которые обладают особой связью с камнем - они могут чувствовать его, даже говорить с ним. Я убивал таких... десятками убивал, так. И если у них один из этих, то мне следует заткнуться, так?

- Так, - жаль, никто в этой темноте не видел, как Талия улыбнулась, - Ещё немного, и...

Их милую беседу прервал встревоженный голос с противоположной части открывшегося им коридора.

- Именем короля Арвейга Второго, руки вверх, иначе мы стреляем!

Арбалетчики. Опять...

Талия устало подняла вверх руки, зажмурив глаза от неожиданного и яркого света воткнутых в стену факелов.

0

3

27-е малахита, год 55 правления Огара IV, 22:00.

За десятилетия жизни при дворе Арвейг блестяще изучил расположение всех комнат и проходов в Цитадели - конечно, из тех, что широко используются придворными и слугами. Как наследник престола, он обладал неукоснительным правом посещать любое общественное или служебное помещение по собственному желанию, будь то необходимость срочной и неожиданной инспекции или простая шалость. Никто не откажет дварфийскому принцу. Тем не менее, Арвейг вторым пунктом не злоупотреблял, но первым - первым он пользовался в достатке. С инспекцией, нужда в которой время от времени ощущалась особенно остро, он посещал обычно кухню. Повара в Цитадели Огня ничего не прятали, но процесс изготовления явств к королевскому столу требовал определённого контроля. Чудесные, чудесные дни. С лёгкой ностальгией Арвейг думал о том, какие то были замечательные времена: ни чумы, ни карантина, ни борьбы за престол ещё пока живого короля. Когда всё кончится, уже его собственные сыновья продолжат управление своим родным домом, Цитаделью, и кто-нибудь из них, как Арвейг когда-то, вновь будет наблюдать за мерцанием огня в грохочущих печах.

Арвейг вспомнил всё это не просто так. Их отряд, насчитывавший всё ещё никак не меньше двадцати храбрых человек, всё дальше продвигался по спящей Цитадели. Вскоре они прошли и кухню; наёмники были поражены огромными ножами для нарезки мяса, лежавшими на широких каменных столах, и даже Торгрим, никогда не выражавший своё удивление какими-либо восклицаниями, не удержался сейчас от комментария:
- Занятно!

Кухня спала, как спали в своих комнатах и слуги. Ни одной живой души пока не встретил отряд Арвейга на своём пути. Нижние ярусы, где селились многие из низших обитателей Цитадели, всегда славились своей жёсткой дисциплиной. Нельзя обслуживать такой огромный замок, не руководствуясь распорядком дня. Дни чумы - не исключение.

Всё ближе подбирался роковой час противостояния.

Арвейг готов был своей собственной бородой поклясться в этом. Они двигаются слишком быстро, чтобы ему было успеть собраться с мыслями. Последние часы, включая битву с Тёмными в пыльных катакомбах, совсем не давали ему этой возможности. Это мог быть его последний шанс разобраться в том, что происходит, потому что позже может быть уже слишком поздно. Но нельзя позволять сомнению возобладать над смелостью. Сейчас или никогда.
Не тратя ни минуты на подготовку, Арвейг объявил своему отряду:
- Через несколько минут мы перейдём на основной этаж. Мой брат Мезум не дурак, он не станет ждать нас в своих покоях. Готовьтесь ко всему, что только может быть. На нас могут напасть, нас может ждать засада - не расслабляйтесь ни на секунду! Пепельный Дракон должен умереть.

Его краткая импровизированная речь встретили одобрительными возгласами. Всё лучше, чем ничего. Пора идти. Вперёд!

- Торгрим, ты готов? - не сбавляя шагу, спросил принц у старика.

- Как никогда. Я чувствую, камни предупреждают нас об угрозе.

- Сам знаю, - сказал Арвейг коротко, - Но что это за угроза?

Торгрим, показалось Арвейгу, задумался.
- Они не разбудили слуг специально.

Основной этаж встретил их, увы, не фанфарами и духовым оркестром как спасителей Империи. Везде был зажжён свет. Каждый из десятков факелов, расположенных в разукрашенных лепниной и резными геометрическими узорах стенах, горел сейчас, встречая их как пришельцев, практически разбойников, что пробрались ночью через задний ход. Может быть, такими они и были в этот момент времени. Арвейг не знал.

Это был просторный коридор, своей шириной не отличавшийся от других ходов на этом этаже. Всегда следовало знать, что на каждый путь в Цитадели Огня найдётся ещё один, длиннее и сложнее. Одному только Арвейгу было ведомо, куда они идут - Тронный Зал, единственное место, где слова Арвейга о предательстве его родного брата можно было проверить силой Предков. Им одним мог поверить их Совет и Дедрос, помышлявший, Арвейг был уверен, забрать трон силой, если на то будет потребность.

- Направо, - скомандовал Арвейг перед новым поворотом. Поворот, поворот, поворот - коридоры петляли, как змея, не смея ни закончиться, ни даже хотя бы измениться перед своим гостем. Отличны были только сюжеты на каменных гравюрах.

Новый поворот мог убить их, а мог оказаться так же пуст, как и остальные.

Горят все факелы - нас встречают, клянусь Предками, что так. Но почему никого нет на пути?

Ожидание накалялось в воздухе, и только глухой не услышал бы в эту минуту, как тяжело дышат пехотинцы Арвейга. Даже гигант Горк был взволнован, несмотря на то, что ещё всего полчаса назад не было никого сосредоточеннее на их внезапном поле боя. Как бы не хотел Арвейг, чтобы в этих стенах пролилась сегодня кровь! Сегодня должен умереть только один дварф - это Мезум Барадур, предатель, но не кто-то из обманутых им слуг Короля и Государства.

Проклятье...

Становилось невыносимо жарко. И это сыны Харадтура, в чьих жилах течёт магма, раскаляя сердца! Что-то дьявольское происходит сегодня в этих стенах.

- Я не потрачу больше ни минуты своего времени на это ожидание.

Все они это услышали. Голос был по-командирски громкий, и даже сейчас, озвучивая эту фразу, он не разбрасывался словами, напротив, молотом впечатывал их в землю. Первое живое существо, которое повстречал отряд Арвейга в этой Цитадели, оказался человеком, которого меньше всего на свете хотел принц видеть в этот час! Это был он, без всяких сомнений он.

- Вам в самом деле не нужно больше ждать, Ваше Высочество. Цареубийца, как вы и полагали, сам пришёл к нам в руки.

Вперёд, вперёд, за поворот!

- Дедрос! - воскликнул Арвейг в нетерпении. Это был его младший брат, стоявший в окружение нескольких десятков дварфов из дворцовой стражи.

Вооружённых до зубов.

- На что ты надеялся, брат? - вскрикнул Дедрос истерично, - Уйти безнаказанно, убив нашего дражайшего отца? Попереть все законы королевской крови и навсегда запятнать своё имя перед Предками - и уйти отсюда? Ты и твои сторонники прокляты навеки, брат.

Отец? Нет... как это может быть? Как? Кто повинен в этом, как не Мезум, опередивший нас?

Их было больше, гораздо больше. Только полный дурак мог бы предполагать, что их встретят неподготовленными, но если сам Арвейг был свято уверен в том, что это будет Мезум со своими повстанцами-сторонниками, то судьба распорядилась нынче совсем иначе. Его нелюбимый брат, соперник с детских лет, стоял перед ним, и с ним была не только половина королевской стражи, но и вся Изумрудная гвардия - личные телохранители короля. Арвейг не был готов поверить в то, что его любимый отец мёртв навсегда. Он был уверен - это совершенно невозможно, и тут же назвал бы брата лжецом, если бы не эти грозные дварфийские воители, одетые в зелёные кирасы с изумрудной гравировкой. Им не позволено произносить ни слова, иметь жену, детей, личное имущество... но ко всему прочему - покидать короля, если только он не мёртв навеки.
Это самый чёрный час в истории Харадтура.

Над всеми ними высился Геб Бакустабсам, капитан королевской стражи. Он один не носил шлема - его лысую голову он слишком натирал, когда же рядовому стражнику пристало носить его постоянно, не снимая. Так его, самого высокого дварфа в городе, было узнать ещё проще, чем по росту. Дедрос сговорился с ним. Без всяких сомнений, он обдурил честного дварфа и заставил его поверить в самую грязную, самую мерзкую ложь из всех, что слышал Арвейг - ложь даже более чёрную, чем братский поцелуй Мезума Барадура. Предатель!

- Что с моим отцом?! - в гневе Арвейг закричал, - Что ты сделал с ним?

- Взгляните на него! - смеясь, Дедрос указал на брата пальцем, - Он бессилен, ибо знает, что попался. Последнее, что ему остаётся - это переложить вину на невиновного.

- Не играй комедию, Дедрос. Кончай этот фарс! Что произошло?

В их разговор вмешался Геб Бакустабсам:

- Боюсь, принц, ваш отец, наш великий король, теперь присоединился к Предкам. Его покои взломаны. Один из членов Изумрудной гвардии ранен и сейчас умирает наверху. Его клятва снята, и теперь он может говорить; боюсь, нам он не сказал ничего хорошего. Король убит огромным топором - вашим топором, принц Арвейг. Гвардейцу им же отрубили ногу. Он сказал, что никогда не видел, чтобы дварф обладал такой огромной силой. Если вы не верите, у нас множество свидетелей его словам.

Геб, как видно, хотел было сказать что-то ещё, но Дедрос поспешил его прервать:

- Это ты, брат. Ты. Мерзкий, поганый выродок! Ублюдок! Наша мать вскрыла бы себе вены, узнав, что родила отцеубийцу!

Тишина. Слышны лишь вздохи да ехидный смешок того человека, которого Арвейг совсем не ожидал услышать:

- Скажи, Геб, - говорил им всем Торгрим Рунмарран, - Где в этот момент были остальные Изумрудные гвардейцы?

Среди стражников покатились вздохи. Если слово Торгрима ещё что-то значило здесь, то оно попало в цель. В рассказе Геба всё было идеально, кроме этого момента.

- Любой дварф с малолетства знает, - продолжал мудрый дварф, - что Изумрудные гвардейцы никогда не покидают короля, будь то время сна или самый дневной зенит. Они всегда стоят по двое у входа в королевские покои, по двое в его спальне и двое на смене, готовые в любой момент помочь. Почему погиб только один? Где были в это время остальные? Почему они ничего не сказали следствию, то есть, тебе, Геб?

Сейчас не было слышно даже вздохов.

Тишина. Я никогда не думал, что в Цитадели Огня может быть так тихо. Будто факелы остановились на одно прекрасное мгновенье, чтобы дать нам отдохнуть от своего бесконечного трещания, будто само пламя замерло и, быть может, никогда уже не загорится вновь - всё, чтобы дать нам это миг совершенной, идеальной тишины.

Когда же она кончится?

0

4

27-е малахита, год 55 правления Огара IV, 22:15

- Отвечай Торгриму, Геб! - тишина продержалась недолго. Разрушив её, Арвейг снял со всех оцепенение. Тихие перешептывания раздавались среди солдат позади гвардейцев - они теряли уверенность в виновности одного принца и невиновности другого. Но дварфы в любом случае не повернутся назад, не поднимут оружие на своего командира и не будут знать пощады в сражении с маленьким отрядом. Такова была натура их народа, всегда отличавшегося упрямством и негибкостью. И это делало дварфа с Лунных гор столь отличным от них.

Гарнора мало интересовала беседа. Не в первый и - если повезёт сегодня - не в последний раз он был свидетелем политических разборок. Очевидно, что Дедрос задумал сам стать королём, поэтому живыми они ему не нужны. Арвейг - как соперник, Торгрим - как свидетель. А он... А он и его наёмники, теперь ставшие личной гвардией наследного принца, были для узурпатора лишь мясом и сталью, препятствием к достижимой цели. Все остальное, как и этот разговор, лишь оттягивает неизбежное.

- Не слушай его, Геб! Этот выродок скорее всего подкупил гвардейцев...

- Горк, - шёпот босса отвлек полуорка от мысленного разрубания Дедроса на части, - сколько?
Тот лишь покачал головой. Орочье чутье не могло пробиться сквозь вонь пота десятков дварфов, закованных в сталь и кожу. О количестве противников можно было только гадать.

- Ты сам слышишь себя, Дедрос?! Подкупить Изумрудных гвардейцев?! Этот фарс пора заканчивать! - неистововал Арвейг.

- Больше сотни, - тихо произнёс Торгрим, обращаясь к Гарнору, но не сводя глаз с второго принца, - и обходят, я чувствую их за стенами.

- Ты первым начал этот фарс, пролив кровь отца, проклятый предатель рода! И закончится он только вместе с искуплением тобой того позора, что пал на всех нас по твоей вине!

- Тори, у тебя нет выбора.
- Я знаю.
- Это не Тёмные, но сейчас всё даже серьёзнее, чем когда мы...
- Да знаю я!

Старик стал таким мрачным, что даже предстоящая битва - точнее, резня - на мгновение представилась Гарнору чем-то не особо важным. Торгим приподнял правую руку и большим пальцем стал нервно покручивать тяжёлый перстень на указательном. Вновь дварф увидел уже знакомый ему тусклый и зловещий свет, которым засветились руны на стальном ободке.

- Ты смеешь так грязно лгать, Дедрос! Попираешь законы нашего народа и честь нашей семьи, насколько же прогнила твоя черная душонка?! Побойся гнева Предков!

- Дай мне свою находку, Гарнор, - старик протянул левую руку ладонью вверх, не глядя в его сторону. Купец в нерешительности сжал за пазухой кристалл, найденный в пещере. Только сейчас он понял, что держал его в руке с того самого момента, как они попали в засаду. От загадочного камня словно исходили волны силы, не позволяя отчаяться. Как можно было отдать это? Как это можно было просто выпустить из руки? Невозможно! Но...

- Гнев Предков познаешь ты, Арвейг, - второй принц сделал ударение на имени, - и познаешь прямо сейчас, если вы не бросите оружие!

- Держи, - Гарнор почувствовал пальцами сухую морщинистую кожу ладони друга. Отдав сокровище, он почувствовал себя совершенно разбитым. Надежда покидала разум, но вместе с этим приходила какая-то торжественная решимость продать свою жизнь подороже. Пальцы, сжимавшие кристалл, сомкнулись на рукояти верного меча. Его бойцы, следуя примеру босса, крепче ухватились за своё оружие. Воздух наполнился звонким лязгом металла...

- Бросить оружие и отдать себя на твою милость, Дедрос? - голос Арвейга внезапно стал почти шепотом. В нем слышалась боль и какая-то тоска. - Этого не будет.

- Горк, не сдерживайся, - Гарнор увидел в глазах полуорка что-то вроде облегчения, - мы защитим принца.
Тот лишь кивнул и с ненавистью вперился глазами во второго принца.

- Тогда ты не оставляешь выбора, - так же тихо сказал узурпатор.

Гарнор увидел, что его взгляд изменился. Только что он веселился, упиваясь властью над их небольшим отрядом. Одними только глазами смеялся, играя роль убитого горем и негодующего сына короля. Но сейчас это был холодный взгляд убийцы. Серьёзный, безжалостный.

Рык Горка - он всегда лучше других чувствовал, когда незримая нить, разделяющая мирный разговор и кровавую схватку, лопается - стал сигналом для всех. Дедрос закричал, приказывая идти в атаку. Арвейг издал боевой клич, потрясая топором. Гвардейцы кинулись вперед, наемники же сомкнули щиты, вставая в оборону. И вот уже должен был раздаться звон первых ударов, но вместо этого раздался грохот грома. В правой руке Торгрима родилась рубинового цвета молния и устремилась ввысь. С оглушающим треском она впилась в каменный свод прямо над Изумрудными гвардейцами и через мгновение многотонные куски мрамора полетели прямо на них. Будто этого было мало, камень под их ногами задрожал и стал покрываться трещинами, грозя обвалился так же, как и свод.
Но не успели гвардейцы даже удивиться происходящему, как позади них раздался синхронный крик десятков дварфов. Словно ветви дерева, из стен и пола прямо между солдатами стал расти сам камень, моментально образовав навес, принявший на себя и выдержавший удары сверху. Ещё крик - и камень под ногами перестал дрожать.

Битва заклинателей перешла в состояние шаткого равновесия, отчего гвардейцы вновь закричали и кинулись вперёд. Но наперерез им метнулся Горк с уже пылающим мечом. Все тот же первый взмах - и первый ряд гвардейцев отбросило. По всему их строю прошла волна, дварфы едва не теряли равновесие, почти опрокидываясь навзничь. Но вот воздух разорвал боевой клич - и строй вновь сомкнулся, тесня берсерка. Гвардейцы и наемники смешались, полилась кровь.

- Вниз! - тщедушный по сравнению с принцем Гарнор смог бесцеремонно пригнуть голову последнего. И вовремя - свист болтов и крики наемников позади заставили Арвейга передумать возмущаться действиям купца.
- Мой принц, Тори говорил, что они обходят нас.
- Тогда отходи и приготовь бойцов к круговой обороне. Мы будем сражаться до последнего!

Гарнор кивнул и устремился обратно по коридору, продираясь через бойцов и похлопывая некоторых по плечу, негласно давая команду следовать за ним. Досада от такого трусливого отступления от передовой и легкое облегчение, что он, возможно, не умрёт в ближайшие пару минут, раздирали его душу. Он уже не видел, как гвардейцы смогли обезвредить Горка, попросту завалив его трупами товарищей и искореженными щитами. Не видел, как побледневший Торгрим, стоящий на коленях и поддерживаемый Дигуном, монотонно раскачивался и бормотал что-то под нос, с титаническим усилием защищаясь от магических атак противника. Не видел и Арвейга, который, потеряв всех наемников, что окружали его, отбивался от атак самого Дедроса, вооружённого боевым молотом.
Но удивлённый дварф видел лишь две высокие фигуры, выходящие из-за поворота. Не гвардейцы, совсем не они. Человеческая девушка и странное существо, похожее на прямоходящую ящерицу.
Гарнор решил, что он сходит с ума и громко захохотал.

0

5

27-е малахита, год 55 правления Огара IV, 21:55.

Дварфы ничего не знают о своём враге. Столетиями эта раса землекопов наслаждалась торжеством своего тщеславия, купалась в золоте и дорогих камнях, даже и не думая о том, какой зловещий враг будет находиться под землёй, глубже, чем они когда-либо копали. Дварфийская империя никогда не переставала расти в глубину - даже тогда, когда катастрофа за катастрофой потрясли её, заставив покинуть старые владения в разных частях Континента и сосредоточиться практически лишь на своей столице и её окрестностях. Тёмных было совсем немного, когда они впервые встретились со своими бородатыми соседями - несколько сотен и не больше, самая элита. Те самые Падшие, что  были вынуждены сотнями лет прорывать себе путь наверх из самой преисподней, захватывали тейг за тейгом, один заброшенный город за другим, чтобы через три года изнурительной войны ударить всеми своими силами - двадцать тысяч несгибаемых солдат. В них нет ни совести, ни разума - каждый подконтролен своему офицеру, каждый выполняет все его приказы. Ибо они не Тёмные в прямом смысле этого слова. В них нет эссенции души, присущей каждому из Падших, и потому они смертны. Но можно ли назвать их жизнь полноценной жизнью? Как и всякий другой Тёмный, они биологически не испытывают никак потребностей, кроме одной единственной - в грехе. Тёмные жаждут веселья, похоти и славной битвы. В их грёзах одновременно и самки всех народов Континента, и никто, ибо нет среди Тёмных женщин, способных привлечь и склонить к вожделенной близости.
Мы совокупляемся из одной лишь скуки. В нас, в отличие от светлобрюхих, нет никаких инстинктов.

Эта человеческая девушка, названная от роду Талией, на одну целую ночь стала игрушкой в постели Пепла. С того момента он не думал даже прикасаться к ней, зато она, казалось, воображала себе великое множество вещей и раз за разом пыталась сблизиться с ним при попавшейся возможности. Особенно это было заметно в таких тёмных коридорах, где могли видеть только они вдвоём. Она да он, бывшие любовники, через её старания могли бы вновь стать ими.

Не интересно.

Человеческая самка - мерзкая. Пепел был рад не видеть её лица под этим капюшоном, но своим теневым зрением он неизбежно ощущал всё остальное. Видеть во Тьме - это как наслаждаться даром осязания. Ты вберёшь в себя абсолютно всё, иначе не сможешь узнать, что это такое и будешь вынужден барахтаться в неведении. Самая Талия как могла пыталась нащупать своей магией его атлетическое тело. Он был вынужден позволить ей делать это столько, сколько ей потребуется. Была бы её воля - она бы усладила его здесь и сейчас, под носом у старика-ящера, даже не касаясь его при этом своими собственными руками. Зачем, если есть магия? Тьма всепроникновенна.

Я чувствую и шум, и конец этой полосе непрерывной темноты. Для Талии это станет сюпризом - её человеческие глаза на какое-то время ослепнут от неожиданного света. Могучий Картус Зингер вновь разразится злорадным смехом - почему я не могу этого услышать? Почему не убить её прямо здесь, в этом коридоре?

Внезапный поворот и лестница. Перемахнув все ступеньки разом, он ни на секунду не соблаговолил предупредить об этом ящера, и сейчас, оказавшись уже далеко впереди него, он со злорадством наблюдал за его топорными спотыканиями. Так близко и так далеко - во Тьме легко запутаться даже ему, существу, состоящему из концентрированной её энергии. Может, расстояние между ними - каких-то пара метров?
Что вообще есть далеко?

Беседа между ними приобретала раздражающий характер.

- Именем короля Арвейга Второго, руки вверх, иначе мы стреляем!

Я никогда не слышал ещё более клишированного обращения.

Пепел был рад тому, что этот разговор, наконец, прервался. Ему не было ни конца, ни даже середины - он продолжался постоянно, пока они шли в этой темноте, и к счастью Тёмного, закончился тогда же, когда они её покинули. Ящер ещё не оценил угрозы - он споткнулся, он потерял контроль над происходящим, но для Пепла неожиданная смена обстановки оказалась ещё всего лишь одним из испытаний. Разумеется, нажимная плита - что ещё могло зажечь свет в коридоре вокруг них так невероятно быстро? Талия подняла руку, казалось, чтобы защитить глаза, так рвано выглядели все её движения. Пепла же свет не испугал, равно как он не потерял и зрения.

- Это что, ловушка? - спросил он грубым и гнусавым голосом, таким, который подходит его нынешнему телу дварфа. Идеальная маскировка магией не просто сбивает с толку любого дварфа, она обводит его вокруг носа, потому как нет ни одного, чтоб его, отличия, способного выдать в теле дварфа Тёмного.

Как и сказал Пепел, дварфы совсем не знают своего врага.

- Мы ведь свои, между прочим говоря!

Стражники вранья не оценили и арбалетов не убрали. Было бы странно, если бы они сразу же поверили первому встречному в заполонённом Тьмой туннеле, где, вероятно, полно опасных тварей или даже призраков. Разумеется, пользы им не делали пепловы спутники. Человек (зарытый в капюшон и плащ, как типичный Тёмный) и человекоящер - обычные проходимцы в этот мрачный час.

- А эти, - арбалетчик показал на них, - Тоже, что ли, "свои"?

- Конечно, чтоб меня Предки драли. Вы не смотрите, что у одного торчит хвост и чешуя лезет во все стороны. Он переболел недавно сифилисом.

Солдаты недоуменно переглянулись.

- Сифи... чем, проклятье на твою голову? Ты зачем упоминаешь Предков? Вы кто вообще такие?

- Не трогайте их, прошу вас, - подал голос Ханд, - Если мы собираемся к королю, нам не нужны лишние жертвы на пути.

- Мы - к королю не собираемся, - арбалетчик ретиво мотнул головой, - Наш новый король послал нас сторожить этот туннель, чтобы не пропускать таких, как вы.

Идиота кусок. Ящер молит нас не трогать их, а не... а, чтоб вас. Белобрюхие дармоеды, сучьи дети, шавкины прихвосты. Я целый час не видел дварфьей крови. Заждался уже, горяченькой. Пусть польётся, чтоб я выпил соков из их ещё бьющихся сердец! Чего ждать? Они никогда не видели, чтобы другие "дварфы" двигались так быстро. Пусть только моргнёт, и я вырву ему глаза из глазниц...

Пепел собирался уничтожить их, размазать по стене, превратить в кучу воняющего калом мяса. Как уродливо. Но как быстро! Быстрая смерть - это единственное, чего заслуживают дварфы. Всех остальных Пепел стал бы предварительно пытать. Возможно, так он и поступит с самой Талией? Насладиться сперва её девичьими криками?
Но он не услышал её криков. Её голос, нежный, звенящий птицей из краёв под солнцем (я забыл, что такое птицы), обратился к стражникам с шокирующей просьбой:

- Пожалуйста, - сказала Талия медленно, - Мы единственные, кто видели Тёмных у Вай-Йорна. Мы путешественники, караванщики с поверхности. Весь город закрыт на карантин, и чтобы попасть к королю и рассказать ему всё лично, нам пришлось пойти через катакомбы. Мы не знали о том, что дворец закрыт.

- Я Ханд, - ляпнул Ханд, - Мы торгуем стеклом и зеркалами. Тёмные захватили Вай-Йорн и движутся сюда, сметая всё на своём пути. У нас не осталось ничего, даже самого невзрачного товара, но, если хотите, мы можем замолвить словечко о вашей храбрости перед Стеклянной Гильдией. Только погодите, короля ведь не Арвейг зовут?

Он притворяется идиотом или правда настолько с ебанинкой? Мерзкое, чешуйчатое отродье.

- Погодите, - стражник опустил арбалет и поднял вверх руку, как бы показывая, что первоначальное доверие уже оказано, - Если Тёмные смогли захватить Вай-Йорн... если... они, должно быть, в каком-то дне пути отсюда!

Даже после этой душещипательной речи им в лицо всё ещё смотрел взведённый арбалет.

Я бы отрезал ему хвост и похоронил его рядом с этими ушлёпками. Ничто так не радует душу, как славная смерть мерзкой твари.

- Лучше возвращайтесь, откуда пришли, - рычал низкоголосый дварф, - Нам своих проблем хватает.

Другой дварф-стражник бросил на него взгляд, полный укоризны.

- Дутрег, ты не понимаешь? Тёмные будут здесь тут как тут! Тот отряд, с которым мы столкнулись - это не шпионы, это разведка! Если кто угодно может просто взять и пройти через эти катакомбы, то и дня не пройдёт, как нас всех будут жарить раком!

- Нет, кажется, это ты не понимаешь, - отчеканил арбалетчик, - Если любой оборванец, как эти трое, может пройти через катакомбы, то почему именно им не быть шпионами у Тёмных? Почему я не должен всадить им в лоб из самострела, а?

- Шпионы?! Тёмных?! Ты смеёшься, мать твою? Опусти арбалет, Дутрег. Мы прямо сейчас должны предупредить Гарнора!

- В пекло Гарнора. У меня теперь новый король. Тебя осудят как изменника, этих трёх на каторгу или в могилу, а я получу титул лорда или ещё чего полегче. Может и ты с ними заодно, а?

- Вы не спросили, как нас всех зовут, - съехидничал Пепел.

- А НУ ЗАТКНИСЬ, ЁБАННЫЙ В РОТ!!!

Арбалетчик просто сорвался. Перестав стоять на месте, он двинулся на Пепла с пальцем на спусковом крючке. Своими глазами Тёмный видел длинный болт, готовый в любой момент сорваться.

- Вот ты, - бросил из-за спины товарища второй дварф, - Ты, ты, да, ты! Как твоё имя? Твой клан?

На этот момент у Пепла всегда был заготовлен универсальнейший ответ.

- Я Дрерджего́ш Бзенкчивиро́н из клана Хонжевиши́т, что под Веко́дом. Моя семья - рудоискатели. Я сам - шахтёр, копаю в шахтах. Мои дети...

- НИКОМУ НЕ ИНТЕРЕСНЫ ТВОИ ДЕТИ! - дварф подошёл так близко, что Пепел мог бы обезвредить его всего только в два шага. Кто знает, может быть, если он сдвинется с места, стрела попадёт в лоб не ему, а Талии Аражу́р?

Другой дварф замешкался. Если он собрался тянуть время, то вот его последний шанс.

- Как-как-как?

- ДРЕРДЖЕГОШ БЗЕНКЧИВИРОН ИЗ КЛАНА...

- НЕ ОРИ НА МЕНЯ!!!

Краем уха Пепел мог даже различить молитву, которую бормотал себе под нос опустивший руки стражник...
Могучие Предки, защитите нас от угроз извне. Спасите молодых и старых, даруйте мир нам, вечную славу и богатство. Могучие Предки, ваша воля превыше мира...

- Пусть твой друг скажет, что ты сам виноват, - Пепел усмехнулся.

- ЧТО?!

- А ещё то, что мы до самого конца хотели разрешить всё мирно. Талия, Ханд, пришейте этого ублюдка!

Святая Тьма, как я долго ждал этого момента!

Позднее, оттирая кровь от своей кожанки, он вовсю играл роль ошарашенного дварфа перед таким же ошеломлённым стражником. Казалось, известие о приближении армады Тёмных уронило его в самую бездну паники. Он не мог ни справиться с ответственностью, налагаемой столь ужасной новостью на него перед всем народом дварфов, ни даже со своими прямыми обязанностями стражника. Они теряли время, столь драгоценное в эту минуту, и с каждым мгновением шансы догнать их "нового короля и повелителя" безвозвратно улетучивались. Была ли эта коронация заочной, Пепел не знал. Известия в закрытой на карантин столице могут распространяться на редкость медленно. Был очевидным только один факт - его, нового монарха, в этом замке не ждут его дорогие подданные. Он здесь такой же взломщик, как и они сами.

Я сражался против дварфийского принца в битве под Сагаз-Удуром, когда перевес в войне был не на стороне нашей великой расы. Но мечтать о том, чтобы встретить лично короля дварфийской расы, я никогда не мыслил. Мне довольно будет всего лишь принести его голову для Азазеля, чтобы тот простил мне все мои грехи и мою измену. Но я отказываюсь. Я хочу увидеть солнце - в последний раз, быть может. Я переживу их всех и убегу от них хоть на край света, если это поможет мне выжить. Я выберусь отсюда, и с силой Картуса Зингера весь этот мир станет моей единственной вотчиной и игрушкой.

На секунду он усмехнулся перед мыслью, пронёсшейся в его голове потом.

Как тело самой Талии, столь мною облюбованное.

0

6

27-е малахита, год 55 правления Огара IV, 22:00

То был единственный раз, когда взволнованность и возбуждение, испытываемое Талией после убийства живого существа, не пробудили в ней ничего, кроме беспокойства и чувства глубокого стыда. Если можно с чем-то сравнить вину, колющую, отравляющую мерзким соком разбережённые раны, то только лишь с рубашкой из железных прутьев, которые кузнец забыл отделать инструментом. Острыми гранями они рвут на части кожу, ставшую для виновного последним оплотом перед убийственным самобичеванием, и кровь льётся, и вина копится, пока не становится настолько сильной, что сам он не захочет распнуть себя на скале собственных ужасных мыслей и досуха высасывающих чувств. Именно такие чувства гнездились сейчас во всё тяжелей вздымающейся груди Талии. С каждым новым вздохом она всё дальше оказывалась от экстаза боя, ради которого ещё буквально час назад устроила в Нижнем городе погром. Она не чувствовала больше упоения от убийства смертельного врага. Её дыхание захватывал уже не раж битвы, а удушающие муки совести.

Оно в моём животе.

Удары тошнотворного стыда были так же реальны, как взмахи цепом или уколы шпаги - не было только противника, которого можно было уничтожить. По приказу Пепла она убила дварфа, собиравшегося продырявить им всем головы из арбалета - и что же с того? Разве стоит один проходимец того, чтобы убиваться по нему? Дварфийский стражник выполнял свою работу. Что там, ему платили за то, что он рисковал своей короткой шеей, и никто в мире не станет плакать оттого, что он не получит из-за своей смерти кошелёк. Но это не то! Это не мысли человека, получившего, наконец, свободу от своего племени в пустыни. Талия, которая должна была радоваться возможности безнаказанно творить всё, что ей может вздуматься, впервые ощутила мёрзлое дыхание совести на шее. Это её совесть, что не позволяла ей двигаться дальше.

И был ещё он, который, как и Пепел, побуждал её к отвратительным поступкам. Убийство спятившего дварфа-параноика, наставившего на Убриссара арбалет - это как убийство беззащитного ребёнка. Нет ни одной силы в этом городе, способной сравниться с её магическим могуществом, и она тратит его на то, чтобы заливать кровью катакомбы древности. На приказ Пепла убить стоящего перед ней наёмника Ханд не поднял даже брови. Он не шелохнулся, как будто зная, что скорее небо обрушится на землю, чем арбалетная стрела сможет оставит на преображённом теле Тёмного хотя бы жалкую царапину.

Но Талия...

УНИЧТОЖИЛА ЕГО!!!

ХА-ХА-ХА-ХА-ХА!

Нет ничего более жалкого, чем воительница, страдающая от своей же силы. Если Талия считала себя воином, способным драться - за свой народ или за чужой, - то эти муки совести становились её личными цепями и ограничивали как в движениях, так и в порывах воли. В эту минуту, по первому зову Пепла обрушив на дварфа шквал теневой энергии, она лишилась самой примитивной из свобод - свободы личного передвижения.

- Может быть, тебе нужно особенное приглашение? - ворчал у неё под ухом Тёмный.

Разорвала на части! Уничтожила! Дезинтегрировала!

Я не знаю таких слов и не понимаю, о чём ты говоришь. Прочь из моей головы.

Только убийство ради удовольствия может дать человеку счастье. Убей и их, Талия, убей Тёмного, и только тогда поймёшь, что значит настоящая свобода. С твоей силой ты легко выберешься из этого обречённого на гибель города.

Прочь!

- Талия? - шелестящий голос Ханда обволакивал, но не успокаивал. Чтобы вывести её из ступора, должно потребоваться что-то гораздо большее.

Где-то позади, на грани восприятия, орал в припадке паники оставшийся в живых дварф-стражник. Был ли покойный его другом или, может быть. товарищем, они никогда уже в жизни не узнают, ведь пора было идти вперёд. Сама Смерть наступала им на пятки. Нет времени на оплакивание мёртвых, даже если они, быть может, всего лишь невинные жертвы обстоятельств - жалкая преграда на пути великой силы, поставленная самодуром ради нескольких секунд его самостоятельной свободы. Нет, это сама
судьба порешила так, что этот бедный дварф, в жизни желавший только славы, умер сегодня в этом затхлом подземелье. О нём никогда не напишут хроник, ибо великие мира сего не знают его имени; его не запечатлеют мастера в гравюрах и скульптуре, ибо никто никогда не видел его лица, и нет в мире никого, способного рассказать мастерам его трагичную историю. Его душу пожрала неумолимость времени.

- Ты в порядке, Талия? Откликнись, прошу, если всё нормально, - ящер смотрел ей прямо в глаза, но она и не думала поднимать на него свой взгляд.

Её мысли были прикованы к изувеченному трупу, что лежал перед всеми ними в луже крови. Испытывал ли Ханд то же самое, что чувствовала в себе она сама? Мог ли он вообще понять всю степень того ужасающего злодейства, которая она, ведомая, должно быть, самим лунным дьяволом, совершила в эту самую минуту, или же это для него всё те же игры, веселье, с которым он относится обычно к жизни?

Бесполезная, грязная потеря.

Ну же, ну, Талия. Ты всегда можешь поднять его из мёртвых, чтобы ублажить своё молодое тело.

- Я в порядке. Должно быть, - своим цепким взглядом она оглянула всех вокруг, пока не наткнулась на оцепеневшего от страха дварфа, на коленях стоявшего в углу, - Ты пойдёшь с нами. Отведи нас к своему новому королю, если вообще можешь ходить.

Впервые за всё это время скорби и лишений Талия почувствовала собственную слабость. Что вообще в мире может изменить слабая молодая девушка? В её руках не было вселенской власти, и то могущество, в котором она убеждала саму себя - это жалкая попытка убежать от правды. Пока в ней есть сомнение, есть и слабость.

Собрав последнюю уверенность в себе, она двинулась вперёд. Навстречу неизвестному, что крылось в верхней части этой цитадели.

0

7

Куда бы ни пошла Талия Аражур, Картус Зингер всегда будет внутри неё. Ему нет нужды ни спешить, ни гнаться за получением её собственного тела - оно само придёт к нему, когда её человеческая глупость её погубит, и тогда, получивший бесконечные возможности материального тела мага Тьмы, Картус Зингер обрушит на земли сияющей Империи свой великий гнев.

Много слов - мало дела. Во времена Картуса Зингера дварфы были не более, чем подземными кротами, живущими в пещерах и возделывавшими скудный урожай на склонах древних гор, куда более древних, чем они сами. Сейчас они имеют наглость утверждать, что всегда были самой древней расой, и это именно от них пошли и люди, и эльфы, и орки, и все другие. Любой маг смог бы доказать всю постыдность этого лицемерного обмана! Если сами души их, дварфов, не предрасположены к содержанию в себе иных элементов, кроме Камня и Огня, то о каком первенстве вообще на свете идёт речь? Единственные существа, унаследовавшие от своих могучих предков возможность повелевать "основной шестёркой" - это люди, свиньи на брюхе мира, недоступного им для понимания.

В теле этой девушки Картус был ограничен и лишён своих былых возможностей. Он чувствовал не более того, что чувствовала она, но даже самое сильное эмоциональное давление не влияло на него и не изменяло его восприятие вселенной. Он был микрокосм, и его душе не было ведомо сомнение, поскольку само понятие "души" располагалось на ином, более высоком порядке бытия. Телом Талии Картус не мог управлять по той причине, что к её душе был привязан её разум, как к душе Картуса был привязан его собственный. В те моменты, когда он может управлять её телом, он не чувствует себя его хозяином. Но устранить её человеческую душу, отправить её в небытие, и её тело превратится в послушную игрушку, куклу, которой Картус будет управлять до момента, когда найдёт себе тело интереснее. Условие лишь таково, что владелец тела должен быть стихии Тьмы. Идеальным носителем было бы тело Пепла-Тёмного. Талия станет лишь одним этапом на пути к могуществу величайшего из некромантов, а Пепел завершит дело Картуса, отдав своё тело ему на услужение.

Может быть, перед решающим моментом Картус раскроет Талии тайну смерти. Ему будет весело ощутить её отчаяние, когда она поймёт, что её ждет после её гибели - бесконечное забвение, бесконечная и бессмысленная тьма, в которой её жалкая человеческая душа будет вечно обитать, не видя ни солнечного света, ни даже пустоты вокруг себя. Это будет бескрайнее пространство мрака, называемого Obscurum. Картус миновал его, будучи бессмертным по своей природе. Но люди... они должны в нём оказаться. Все до единого, мерзкие отродья, будут носиться по перепутью теневой энергии, всё осознавая, но ничего не способные сделать с собой или окружающих их загробным измерением. Люди подобны животным, обитающим в грязи.

Картус, в отличие от них, велик. Его душа носит в себе силу, сравниться с которой может только Пепел - даже его душа Тёмного меньше, чем душа могущественного эфириаля.

Эфириальное тело Картуса уничтожено благодаря Талии. Если в мире ещё жива магия, живы и другие эфириали, а это будет значить только одно - он заставит их, великих магов древности, почувствовать то же, что чувствовал четыре тысячи лет подряд он в своей темнице под землёю. Одного за другим. На привязь. Пока само время не иссохнет от своей тысячелетней старости и завершится, как всегда завершается один Цикл за другим.

Картус чувствовал, что конец был близок. Его магической силы хватало для того, чтобы проникнуть в помыслы окружающих его дварфийских стражников и понять, что происходит в замке. Как бы Талия ни хотела выбраться отсюда, её ждёт мучительная гибель от дварфийских стрел. Покуда Картус ещё был способен к таинству пророчества, он будет знать, что конец в самом деле близок. Дождаться его будет смехотворно просто.

- Мы уже близко, я чувствую, - говорила Талия своим друзья и компаньонам - какая разница, кем они были для неё, законченного мертвеца на этом свете? Умерев однажды, она будто забыла о том, какое это чудо - бродить по миру на своих ногах. Талия тратила себя на бессмысленные сожаления об червях, раздавленных её ногой. Она не выживет.

- Это звуки битвы, или мне кажется? - неуверенно прошептало ящероподобное создание.

- Не кажется, - Тёмный оборвал его своим гулким голосом, - Дварфы убивают друг друга. Надо же, какое совпадение!

Перед ними стояла бойня. Если можно было дать более подходящее определение тому кровавому побоищу, что происходило там, в глубине открывающегося впереди коридора, то Картус с удовольствием выслушал бы его из уст окружающих его примитивных тварей - человека, падшего, ящера и дварфа. Уж как-то они были богаты на комментарии!

- Если мы не выберемся... - нетвёрдо повторяла Талия Аражур, - Если мы не выберемся...

Её прервал Пепел:

- Не стой на месте. Если мы доберёмся до туда и не закончим это жалкое зрелище, кто-то доберётся до нас, и законченными окажутся мы сами. Погляди-ка. Нас заметили.

Это был рыжеволосый дварф в фартовом сюртуке, стоявший перед ними и глядевший на них, как на светопреставление.

Как безумцами полон свет, Талия!

Они уже не слышали звуков боя и криков умирающих. Был только один звук, занявший всё их смертное (кроме Пепла) восприятие - звук заливающегося смеха несчастного, оставленного товарищами дварфа с рыжей бородой.

0

8

Дварфы убивают друг друга! Всё как в старые, всё как в старые и добрые... - не переставал насмехаться Пепел про себя, - Всякий раз это зрелище веселит меня вне всяких прочих. Всякий, всякий, всякий.

То-то верно, что за жизнь, абсурдно превышающую любые допустимые пределы, Тёмный видел многое, с дварфами он познакомился не так давно. Одиночные дварфы редко проникали в глубины Проклятого города во времена, когда сквозной проход через глубины ещё не был обнаружен. Ещё реже сами Тёмные, живущие затворнически, в условиях бесконечного прозябания и скуки, проникали выше отмеренных им в небывалой древности пределов. Копая наверх, они никогда не думали, что в самом деле выберутся из созданного вокруг них ада. И мысли о том, что дварфы - такая же раса, как они сами, пусть и неизмеримо жалкая, вызывала у Пепла сперва праведную ярость, а потом и ненависть, не поумеренную даже и с годами. Сойти с пьедестала единственных обитателей глубин, уступив это место бородатым коротышкам! Этого Пепел до сих пор не мог простить ни самим дварфам, ни Азарэлю, предводителю его народа. Направить Тёмных вперёд к величию... это значит уничтожить все остальные расы, не просто подчинить их. И зрелище того, как дварфы друг друга убивают, всегда отражалось весельем в глубине чёрной, будто смоль, души величественного даркина.

В самом деле, хотя его внутренний смех, вторивший смеху маслёного дварфа с рыжей бородой, мог не подходить ситуации, подобное казалось странным только со стороны наземников. В культуре Тёмных смеяться над хаосом, болью, смертью и бесконечным разрушением было всего лишь одной из сторон той незримой гармонии вселенной, которой поклонялись они, сомкнув глаза в окружении полной темноты. Там, где нет даже капли света, потерянного ими на небесах заката. В глубочайших подземельях мира, кроваво-красных от жара, душных и бессветных - их тюрьме, созданной божеством целые вечности назад.

- Поддержка прибыла, - оскалились дварфийские зубы тела Пепла. Топор в руке вот-вот взметнулся, чтобы поразить смеющегося дварфа прямо в рот, и на мгновение - всего только на мгновение он увидел в них, как будто обезумевших, истинный страх смерти.

Это было очень долгое мгновение.

- Пепел, стой!

Что? Кто?..

Когда они выбрались на этот уровень, звуки боя преследовали их как будто отовсюду. На самом же деле, это Пепел знал ещё тогда, эпицентр его находился в одном единственном лишь месте, и стоны умирающих, как будто бы обуявшие всю Цитадель Огня, на самом деле были лишь отзвуками того, что происходило здесь, в этом истинном столпотворении. Пока проходила эта вечная секунда, пока в полированном ониксе чёрного коридора отражались оскаленные лики убитых или раненых, а десяток дварфов, стоящих перед Пеплом в неуверенности, в обессилье, были покрыты были застаревшей кровью, а не свежей, с какой лёгкостью смог бы даркин с ними справиться! Принять истинный свой облик, раскинуть крылья чёрного рассвета в стороны, достав от одной стены до следующей - и поглотить их безграничной мощью сокрушающей и вечной тьмы. Если бы убить всех было решением... если бы даже Талийя не остановила его крепкую дварфийскую ручонку, придержав своей, девичьей и твёрдой... глаза её взметнулись бы к глазам уже не дварфа, рука - в сторону противоположную, туда, где бушевала битва, а сухие губы выкрикивали бы не жалкие слова человеческого оправдания, а мольбы и уверения настоящего, неподдельного ужаса и страха.

- Ханд, ты не будешь гробить себя сегодня, пока мы не разберёмся, что тут происходит, - она говорила быстро, придерживая ящера, материализовавшего не пойми откуда посох, осознавая, что каким бы неожиданным их появление ни было, вооружённые дварфийские солдаты в любой момент могли пронзить её клинками или копьями, а сумасшедший бородач, кто его знает, выкинув какой-то жалкий трюк, заколоть ножом прямо в её человеческое сердце. Пепел, напротив, подобных сантиментов не испытывал - скорость его реакции и мышления была до того выше находящихся в округе, что её хватило бы отразить любой, даже самый грязный из ударов.

- Что, во имя предков, происходит здесь? - выбросил один из дварфов.

- Ублюдки Дедроса должны быть на подходе!

- Сучьи дети! Что за трюк?!

- Кто-нибудь, попридержите-ка меня...

Пепел едва заметил, как дварф, произнёсший это, скривился в опорожнении желудка. Его глаза были прикованы к рыжебородому. Он чувствовал в нём силу. Мощь, способную заставить окружающих двигаться быстрее, биться сильнее, умирать благороднее и дольше...

Шум боя застилал для его спутников всё происходящее, но он слышал каждый шёпот, пробивающийся через стоящую намертво стену этих дварфов.

- Гарнор замер... убить бы их.
- Не мы, так они нас. Стреляй! Ну же!
- Пытаюсь я... арбалет заклинило.
- А ну, дай его сюда!..

- Талийя, сейчас! - закричал Пепел в дварфовском обличье.

Его протеже, его будущая жертва, среагировала тут же.

Истинная формула Великой Тьмы в её талантливых бледнокожих ручках выросла непроходимым для телесных форм барьером - достаточно крупным, чтобы закрыть весь коридор, отделявший их от группы рыжебородого позади творящегося боя. На секунду лишь Ханд, встретившись нос к носу с вибрирующей теневой мембраной, сумел устоять на раскачивающихся ногах - остальных совершенно разнесло. Но разве могла девчонка всерьёз предполагать, что маг его силы, силы Пепла, не сумеет пройти сквозь этот барьер по первому желанию?

Главное - что через него уже не пройдут арбалетные болты.

- Это ещё что за?..

- Сзади! - Пепел развернулся.

- Ханд! - крикнула она, но голос её потонул в визге излетающих по коридору стрел и остро заточенных болтов. Тройка таких врезалась и в теневой барьер; Талийя всхрипнула, будто они поразили её лично. Серебро, подумал Пепел.

ТЁМНЫЕ! - раздался страшный вопль, - НА ЦИТАДЕЛЬ НАСТУПАЮТ ТЁМНЫЕ!

А мы лёгки, однако, на помине, - веселился Пепел. Всего несколько секунд прошло с их встречей с крохотным отрядом дварфов, и всего несколько ударов сердца сделал чёрный орган в сумраке груди у Пепла. Мир для него вечно ощущался медленнее, когда происходило столько вещей одновременно. Он мог рассмотреть даже форму оперения у стрел, поразивших барьер серебряными кольями - реакции дварфийских воинов, среагировавших на теневую магию, пожалуй, тоже можно позавидовать.

- Что?! Тёмные?! Нет, не может быть!.. откуда?! - так и там неслись крики недоумевавших дварфов. Даже сквозь тёмную мембрану было видно, как один из них, стоящий прямо позади "смеявшегося", вскинул на Талийю перезаряженный серебряными арбалет; она подняла руки, и барьер рассыпался. Пепел опустил свой поднятый топор. Его глаза смотрели холодно теперь, пропала насмешка, обозначенная им прежде. Они поймут, что мы не их враги. Пока что!

- Поддержка прибыла, - он буркнул, дырявя командира рыжей бороды чёрными глазами, - Прикажите своим людям направить нас на поле битвы.

Ещё мгновение. Проблеск решимости в облике рыжебородого.

Нет... бой закончился! Не слышно ни одного удара!

Ещё визг стрел...

И Талийя опадает, обессиленная, на колени, и барьер в одно мгновение с обоих сторон исчезает так, будто бы лучистое копьё богопротивного света пробивает его суть, его тёмную эссенцию. Каждое прикосновение серебра подобно кипящему металлу.

Новые стрелы летят в них - Пепел может рассмотреть шершавины на поверхности каменнодревных стержней, пока они, визжа, преодолевают короткую дорогу от вражеских арбалетов дварфов до их уже вырытой человеческой могилы.

Ханд... сделай что-нибудь полезнее водяных туманов. Я прошу.

И где-то в глубине своих мыслей, которые, как он чувствовал, открыты ящеру, как лист бумаги, он услышал шелушистый голос:

- Будет сделано!

0

9

- Тогда ты не оставляешь выбора, - почти прошептал его брат во мрачной и напряжённый тишине сомкнувшихся рядов оникса, опала, хрусталя и хризолита. Свет падал на них, отражая в глубине сумрачных камней не лицо Барадура Дедроса, а насмехающегося выродка, принявшего на себя корону узурпатора - и камни смеялись, высвечивая его тёмные глаза садисткою суровостью той бойни, что вот-вот собиралась начаться на кварцитовых ступенях коридора.

Давай, Дедрос. Я, Арвейг Барадур, убью тебя, предатель, даже если мне отрубят ноги, бороду и руки. Все - предатели... как можно!..

Всего тень улыбки, не сама улыбка, проявилась на напряжённом, как иссечённый камень, лице принца-узурпатора.

ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!

Битва началась в одно мгновение. Арвейг не успел даже понять, кто из людей его мог заорать с подобной буйной, первобытной яростью, и не успеет уже никогда понять - стоило лишь этому произойти, уже через секунды он отбивался от серобородого дварфа с четырьмя отвратительными шрамами на уцелевшей части головы; тяжёлая палица против его двухсторонней секиры, тупая сила против заострённой всем врагам выносливости. Один удар, два удара; Арвейг прогнулся под напором ветерана, и выгнулся, как выпрямляется горное древо на земной поверхности, испытав на себе сумасшедший земной ветер. Сила и упругость дали Арвейгу один шанс нанести удар в ответ, и пригнувшись, чудовищным рывком он повалил серобородого на оникс и кварцит и перерубил шею предателю-отродью.

Завизжали стрелы. Этот звук Арвейг узнает где угодно. Промедление означать может смерть; ряды вокруг смешались, места становилось меньше, кто-то бил его по закованным в броню рукам, не зная, что вот-вот его настигнет арбалетный болт, и повалившись навзничь отработанным манёвром, он поднялся после - а дварф, его ударивший, захлёбывался кровью на полу.

Что-то сумасшедшее выбило почву из под ног у них всех. Всплеск сокрушительной энергии, хаотическая мощь во всём величии, грозное и великолепное светопреставление - кроваво-красная энергетическая молния ударила в потолок, погребая под кусками камней целый отряд. Если бы Арвейг не обратился лицом к лицу к своему противнику, нанося удар за ударом, если бы решил бежать, как трусы, считающие, будто выход из дворца им по-настоящему заказан, под грудами базальта и обсидиановых ветвей, опоясывавших своды, мог бы оказаться он. Страшный гром поразил их всех, но они продолжали драться, не отдавая ни отчёта себе в том, что происходит, не понимая даже, где они сейчас.

- ДЕДРОС! - надрывался Арвейг, - БЕГИ, ДЕДРОС, ИБО Я ИДУ!

Впервые мог позволить принц потерять себе самообладание. Всхлипнула чья-то тетива, и стрела зацепила его ногу; мгновенным взмахом закованного кулака он обломал её, что даже костяшки пальцев хрустнули, и тут же проломил ещё кому-то голову во всё сужающемся круге. Жизни воинов... потери... всё это перестанет иметь какое-то значение, если узурпатор выберется. Стоит Дедросу погибнуть в этой схватке - и вся битва прекратится в один решающий, но долгий миг. Так, будто её не было. И кровавый суд ждёт всех, кто помешает ему.

- Защищайте принца! - кому мог принадлежат сей голос? Про какого принца речь?

Где-то вблизи, на границе зрения, затуманенного кровью и горящей яростью, сиял огненно-грозный меч Горка-полуорка, прожигая наравне броню и плоть. Удары Арвейга встречали сопротивление чьего-то щитоносца. С удивлением подняв на принца взгляд, он признал в нём собственного короля, и уже мгновение спустя они вместе отражали натиск двух тяжеловооружённых алебардщиков. До чего опасное, но рискованное оружие в узком круге умирающих! - схватив цельнокованными перчатками золотое острие, Арвейг с силой наступил на древко и переломал надвое его.
- Аааа! - хрипел позади щитоносец, держа в груди чужое лезвие. Шаг вперёд - Арвейг опустил так же опустил топор в тело алебардщика, потерявшего оружие, и перехватив вражеское тело, закрылся им от удара наступавшего сзади близнеца. Сдвиг, сдвиг, сдвиг - Арвейг не дрогнул, когда с сумасшедшим напором алебардщик припечатал его к стенке; новым ударом закованной руки он выбил ему зубы, пинком - выбил всё дыхание, а широколезвийным лезвием выбил из него всю жизнь.

Горели трупы. Смердело вокруг кровью, и страшный гром каждые несколько секунд сотрясал весь коридор в страшном поединке двух обладателей волшебной силы магии. Кто с кем дрался? Арвейг не понимал; кто-то толкнул его на землю, и головой он ударился об латы лежащего под ним чьего-то дварфа. Тяжело было перекатываться в сторону - и чей-то меч обломался об резанный базальт, ударив по тому месту, где он был мгновения назад.

- Принц, вы отсюда не уйдёте! - отбросив обточённый меч, сказал Геб Бакустабсам и двинулся на него с подобранной где-то в стороне вымазанной кровью и мозгами булаве. Он ударил первый, не давая ни секунды отдыха, и Арвейг сделал то единственное, чем мог в эти мгновения пожертвовать - принял удар на всю руку, скрутившись внутренне от боли и переломанных на части пальцев, отбросил в сторону булаву, толкнул Бакустабсама кованным плечом и втреснул секиру в позолочённые бёдра. Красный плащ стал алым.
Застряла. Застряла?!
Он оттолкнул Бакустабсама, и секира вышла из искривляющегося тела.

Копьё пронзило глотку дварфу. Другой дварф ударил его в сердце проржавевшим ножиком - откуда, откуда у него здесь древний нож для масла? Тела бились, сотрясались и сжимались, всё теснее превращаясь в кольцо боли, страдания и непрерывных, непрерывных криков; непрерывной боли. И в кольце этом, невообразимом, перемешивающемся и тесно сплочавшимся с каждым исчезающим мгновением, Арвейг стоял уже по пояс в трупах, отбиваясь от целого ряда врагов - одной рукой, двумя руками, но с невообразимою агонию в разломанных и разбитых пальцах, прокладывая позади себя новый путь врагов. Всё, чтобы добраться до Него, тяжёлым молотом выбивающего чей-то дух.

- ДЕДРОС!

Арвейг метнул в него подобранный топорик, попав прямо в руку. Мы равны теперь. Дедрос был хорош; он не лишил себя возможности ей пользоваться, как это сделал Арвейг, он напрочь игнорировал топор и был таков, когда их драгоценные металлы встретились, сотрясаясь в страшной буре битвы. Дзын, дзын - каждый удар молота прогибал под собою избранного принца дварфов, и распрямиться, как тогда, сражаясь часы или целые недели назад с первым им убитым дварфом этим днём, он не мог и был не в силах. Никогда ещё он не видел, чтобы Дедрос сражался настолько яростно или хорошо. Каждый шаг назад отдавался Арвейгу болью в пояснице. Стрелы пролетали у них над головой, и чьи-то шальные заклинания, не находя себе точного пути, сотрясались в стенах Цитадели Пламени над ними или рядом с ними.

- Ты умрёшь здесь! - в лицо ему крикнул принц-узурпатор, пробивая его оборону необоримой тяжестью металла. Молот тяжёлый, как сам дварф. Молот ужаса и смерти...

Арвейг только один раз выполнял подобную защиту от боевого молота, он вспомнил - много лет назад, тренируясь с Дедросом в одном из многочисленных боёв на спаррингах. Арвейг оправданно считал, что Дедрос как боец был неизмеримо лучше. "Кулак Династии", его называл отец их, с помощью великолепно выверенных техник и мастерской точности удара, силы, используемой в нужные мгновения, чтобы надавить на противника тяжестью оружия, раз за разом он одерживал над Арвейгом верх. Разумеется, пока он единственный раз за всю жизнь не применил тогда эту защиту.

Ему потребовалось мгновение слабости, чтобы ответить с новой силой. Наперерез летящему в него молоту он ударил с правой стороны секирой, весь сам сдвигаясь вправо, прижимая слишком тяжёлое оружие, не способное уже уйти назад, прямиком к земле - как тогда, когда он ногой прижал так алебарду, он сейчас прижал молот Дедроса своей секирой, и не давая ему ни мгновения опомниться, сбросил пояс и лежащий нож на нём и вогнал его по рукоять в сочленение доспехов брата - вогнал и повернул, достав через подмышку до чёрного сердца узурпатора.
Но достав ли?

Нечто тяжёлое опрокинуло Арвейга сзади и прижало, ударяя кулаками по лицу. Что... кто? Геб, это не ты ли? Арвейг был обессилен. Едва хвативших на решительную контратаку сил не хватало теперь, даже чтобы защищаться. Дыхание покинуло его прогнувшуюся под тяжестью другого дварфа грудь. Брат... ты не уйдёшь.

Я тебе это обещаю.

Он закрыл глаза... закрыл их...

И не открыл, пока не услышал чей-то новый вопль. Так, как кричат, когда видят в бою Тёмных. Зная, что это будут наверняка последние слова, которые они произнесут. Ибо даже дварфы боятся смерти в подобные мгновения - их последние мгновения в опустошённом мире...

Тёмные. Тёмные. Откуда в Цитадели Тёмные? Они прошли за нами чрез туннели? Они должны были пройти...

Арвейгу резко полегчало. Ему показалось, он уже даже умер.

Нет.

Геб слез с него - неуклюже и медленно, но слез, и открыв глаза, он увидел вокруг себя побоище - единственное, что мог увидеть наследный принц великого народа, взглянув ему в глаза и не найдя там ничего, кроме презрения и ненависти. Тогда, как когда его опозорили перед Советом. Как тогда, когда брат кидал в лицо ему оскорбления пред всеми, или когда другой брат устроил под носом у отца, Совета и всех них целое восстание.

Тогда у него было имя - Арвейг. Сейчас, лежа среди множества трупов, разбитый битвой, он не помнил ни имени, ни смысла, по которому он здесь находится. Всё превратилась - пустота...

0


Вы здесь » Коллективная РПГ » Архив » 8. Ночь в Цитадели Огня