20 августа 997-го года от Явления Господня. Полдень.

Всю свирепствующую внутри него боль Арон вкладывал в работу. Чувства обжигали и жалили, но ничуть не слабее, чем кипящий металл - казалось, он не был даже так мучителен, как бесновавшийся пожар его эмоций. Никогда не будет моей! - думал он, и каждая такая мысль раздавалась сокрушительным ударом молота у него в голове. Каждым взмахом руки, придающим форму будущему клинку, он будто бы подписывал себе смертный приговор. Никогда! - всё больнее и большее кричал огонь. Языки пламени терзали Арона. Его кровь бурлила от волнения и бесконечного стыда, затмевавшего даже нескончаемую скорбь по бесследно ушедшему покойнику.

В кого я превращаюсь...

Каждую ночь он думал о Ней.
Иногда даже больше одного раза.

Каждая ночь превращалась в день-пытку.

Каждый день завершался губительным закатом.

Будто адская печь, солнце опаляло душу Арона и превращало её в один из тех расплавленных кусков грязнейшего железа. Он запятнал себя. Он нарушил всё, что на чём стояла Святая Вера - он преступил закон.

Я конченный человек.

И на каждую мысль сильнейший удар молота опадал на незавершённую его работу. Возможно, это был он сам?

Не могу так жить. Не буду. Не хочу! Не могу без неё... как мог бы любой другой мужчина? Почему я один вижу, насколько она прекрасна? Ну почему всё происходит именно так, а не как-то по-другому? Не могу!

Что такое отчаяние?

В подобные минуты отчаянием становился сам Арон.

- Всё отдам, лишь бы узнать её имя.

Черноволосая.
Девушка...

Больно.