Вся Священная империя состоит из бесконечного множества баронств и графств, раздираемых междоусобными войнами. Где-то между ними - императорами и могильными камнями - ютятся обыкновенные мирные селяне, беспомощные жители деревень, подчинённых круговой поруке. Там, где человеческая справедливость отступает перед Законом Божьим, рождается смирение.
И крестьянам приходилось смиряться всю свою недолгую жизнь.
Баултриг
Сообщений 1 страница 30 из 46
Поделиться12017-11-29 10:40:48
Поделиться22017-11-29 20:26:02
13 августа 997-го года от Явления Господня. Ночь.
"Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне." - Анна Ахматова.
После того, что случилось, Дея Фельдманн больше не могла спать спокойно.
Каждую ночь, каждую трепещущую, жуткую ночь, проведённую ей в деревенском доме, она боролась с собственным разумом. Давящее страдание железной волной накатывало на девушку, всеми силами подавляющую слёзы, при одной только мысли, обращённой к Йогану. Йоган... Так же неприкаянно и мучительно Дея лежала под грязным одеялом, как преступники на дыбе, раздирая собственную душу в тщетных попытках освободиться от страха. Она не могла. Трепет и ужас не отпускали её никогда, как не отпускала и катастрофическая боль. В её жизнь смятение и испуг ворвались, как когда-то давным-давно ворвались в её дом проклятые исчадия ада, неся смерть и разрушение. Так происходило и сейчас, но на сей раз свирепые демоны пожирали не тела её родных, а саму её душу.
Ей снился тлен.
Холодный мрак могилы - это лучшее, на что она могла надеяться. В бесконечном отчаянии лежать и задыхаться в тесном гробу, пока наспех забитые гвозди кололи спину, вонзались в девичью плоть и прорывали её насквозь; харкать кровью в чернеющую пустоту и бесконечно грезить о смерти, которая всё подбиралась, но не наступала. Ощущать вокруг себя лишь землю. Чёрную, чёрную землю и кровь, тут же засыхающую на её голой груди. Холод сковывал Дею, лишая последнего тепла надежды. Она умирала медленно.
Ей снилась скорбь.
Беззащитной и нагой она стояла на бесконечном кладбище, глазами впиваясь в надписи на нескончаемых рядах могил. Стоял такой дикий мороз, что застыло само сердце девушки. Израненные от колкого льда и снега ноги переступали через гололедицу, оставляя за собой один сплошной кровавый след. Дорога тянулась вдаль, никогда не подходя к концу, никогда не подходя к разрушению. Внутри Деи замёрзло всё. Она опустела душою.
Ей снилась кровь.
Кровь, кровь, кровь. Под мясницким тесаком пульсировали отрезанные части её голого и беззащитного тела. Маньяк надругался над её чистотой своим иссечённым ножом, превращая всё, что было у Деи, в одно сплошное ничего. Он убивал её раз за разом, в каждом сне сопровождая это грязнейшей руганью и бесчеловечными пытками. Он заставил её сожрать собственный язык, поджаривая ноги в раскалённых добела сапогах, а затем страшными клещами безумного зубного врача с корнями вырывал один клык за другим. Мясо лезло у Деи из кожи, внутренности - из великого множества надрывов. И проглотив язык, она уже не могла даже закричать...
Наконец, ей снился Йоган.
В этом сне он представал перед неё совсем другой, совсем иной. Йоган перестал существовать как её брат. Он умер душою и телом. Всё в нём погибло, кроме искрящихся злобой зелёных глаз - он ненавидел Дею, бил её, пинал её омертвелое тело ногами, насиловал и унижал. Зачем? Чтобы показать свою ярость. Чтобы показать свою месть. Йоган никогда не называл её по имени, считая его грязным и нечестивым. Он молился за неё и продолжал издевательства вновь. Драл за уши, колол пальцами глаза и щекотал, щекотал, щекотал, смеясь так же громко, как рыдала она.
Она превратилась в жертву так же просто, как он превратился в кровавое чудовище.
Перед тем, как просыпаться в холодном поту, Дея всегда видела его волчью морду, смотрящую на неё откуда-то из темноты дома.
Мне страшно.
Поделиться32017-11-30 20:15:09
14 августа 997-го года от Явления Господня.
Да, ей было страшно.
События, произошедшие за последний месяц, жёстко подтачивали не только душу Деи Фельдманн, но и её здравомыслие, ибо таково Проклятье всех Охотников - страдать, когда вокруг смеются другие. Скорбь и горечь встали в горле одним непроходимым комком. Зачем бороться? Зачем сражаться? Зачем... если это не вернёт мне Йогана? - так думала она, пока проходили минуты, часы и дни, так стремительно перераставшие в целые недели бесконечного, бессмысленного покорства судьбе. Целыми сутками Дея лежала в постели, принимая то лечебное питье, то подносимую ей скудную пищу. Одинаковые серые будни. Изо дня в день она видела одно и то же - каменный потолок барской усадьбы, чёрное, будто саван, одеяло, и вечно закрытая дверь, отворявшаяся лишь три раза на день. Утром Дею раздевали и проверяли раны; безжизненно лежа на руках толстых бабок, она не отрывала глаз от потолка и замкнулась в собственной скорби. Врач ножом вскрывал застарелые бинты и заживо прожигал рану спиртом, но физическая боль перестала волновать девушку в тот самый момент, когда её причинил ей Он. Слёзы наворачивались на глаза в момент самых страшных воспоминаний - ледяное прикосновение когтей и обжигающий укол стали. Кипящая кровь, смешивающаяся с её дурнопахнущей рвотой. Йоган совершил немыслимое, предав себя в жертву ради неё - и этим, увы, он так и не спас Дею. Она скорбела не по одному лишь нему, но и по себе. В мыслях Дея давно отслужила заупокойную мессу, ибо что такое отчаяние, как не отторжение жизни самой по себе?
Следом за мучительными процедурами девушку оборачивали в первую попавшуюся чистую одежду. Наряжая её, как покойницу, суеверная прислуга будто хотели отвадить неизбежное - в первое время она угасала на глазах, не в силах ни побороть болезнь, ни смириться с горем. Старые рубашки давно пропитались кровью, и как бы их не стирали бабки, они не могли удалить все чернеющие пятна. Дею кормили мерзкой жижей с добавленными алхимическими травами; если она отказывалась, не желая даже прикасаться к еде в припадке тоски, её поили раствором насильно.
В обед служанки барина открывали окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха, и Дея слушала доносящиеся оттуда смех и детскую возню, всё отторгая и не желая ничего понимать.
Что делают дети в моём аду?..
И когда к багровеющему закатом ужину окно закрывали, впервые за день девушка вздыхала спокойно. Хотя бы на сегодня её страдания кончались, ибо новые наступают лишь с приходом ночи. После очередной смены повязок наступало самое страшное время. С тем, как угасал день, угасала и её храбрость - боясь вновь упасть в зияющую бездну сна, она беспрестанно думала о Йогане, заговаривала себе зубы, представляла вокруг другую комнату и других людей, слушая их выдуманные разговоры и мечтая...
Бред, бред, бред. Сонный, безумный, кровавый бред. Чудовище, раздирающее когтями в её крови её же собственного брата. Брат, обернувшийся чудовищем, завершает дело. Стоны и мольбы не помогают, когда смерть так близка... Так близка...
- Я хочу умереть, - каждый вечер говорила она врачу.
- Барин не велел, - так же просто отвечал он.
С первым лунным светом царство кошмаров принимало Дею без остатка. Мечась по кровати от жутких снов, она совершала больше движений, чем за весь предыдущей день до этого. Ноющие пролежни загорались новой болью, и убегая в своих диких снах от преследующих её образов пожирающей тьмы, Дея ворошила плоть и кости, раскрывала свои жуткие раны и наутро всегда просыпалась с кровью под животом и повязками. Даже целебное зелье не могло до конца залечить её смертельное увечье.
Каждую ночь приходил Он, то ли высматривая, то ли вынюхивая, но всегда заглядывая своими зелёными светящимися глазами ей прямиком в жерло души. Это уже не был её родной брат - сущий демон, заменивший его, тяжело и прерывисто дышал. Он не приближался, но и не отдалялся. Когда она привычно просыпалась, не в силах выдержать картины душераздирающих фантазий, он всегда был рядом, всегда здесь, в её комнате. Ночью меланхолично-спокойная волчья морда убитого ими Зверя была гораздо больше, чем контрастом. Она была символом и знаком её приходящего безумия. Дея сходила с ума. Иногда в складках шерсти, освещаемой луною, ей чудились такие знакомые и до ужаса желанные черты Йогана, но разве может быть он, погибший тогда, быть сейчас здесь? Разве он, убивший её горем, может отринуть совесть, чтобы только посмотреть на неё?
Он мог...
Дея же не могла этого терпеть. Закрывая глаза, она дрожала от страха и молила Господа, чтобы сон опять пришёл, а ночь взяла своё. Чтобы Дар Крови, дарованный ею Охотниками, подарил ей гнёт и страдание. Пусть, пусть оно будет! Оно лучше, чем то, что испытывала она в реальности.
Проклятье Охотников щемило душу девушку стальными когтями.
Поделиться42017-12-01 06:10:42
14 августа 997-го года от Явления Господня. Утро.
С рассыпавшейся ночью поутру рассыпались и последние надежды Деи на перемены. О, она знала, отлично знала, что ей так и придётся провести здесь всю оставшуюся жизнь, впитывая в себя запах несвежих простыней и застарелой крови. Ничего другого не могло произойти. О выздоровлении не может быть и речи, когда каждый час кошмара наяву отнимал у неё силы и желание сражаться, всё глубже погружая в бездну беспроглядного мрака.
Этим утром Дея проснулась раньше обычного. Она практически никогда не видела рассвета, пытаясь нащупать желанное забытье в пустых сновидениях, но в этот раз они вернули её в тленный мир ещё до зари, разгоревшейся в небе. Утро только занималось, лениво прикасаясь суетными лучами в закрытое окно. В гостевой комнате стоял душный полумрак. Дея зажмурила глаза, не желая расставаться с болезненной дремотой. Где-то в голове у неё постукивала жила, вместе с биением пока ещё живого сердца принося неприятные и раздражающие позывы к тошноте.
Как я устала находиться здесь, - одиноко думала она, - Не могу смотреть в потолок. Не могу видеть солнца. Не могу лежать, но не могу сидеть или ходить. Скоро я совсем разучусь двигаться и превращусь в камень, как прокажённая. Скоро я умру. Умру одна, как и жила...
Сегодня ей снилась одна-единственная вещь - Луна. Бледный диск рассекал ночную тьму, будто таинственный маяк, всегда призывающей к движению. Как мглистые тучи рассекали этого небесного гиганта, так и трудности в жизни порой набрасываются на человека, утомляя его и изнуряя, но никогда не побеждая. Даже самые тёмные облака никогда не закроют солнца. Ночью же именно свет луны будет прорываться через всё небо, чтобы достигнуть людской народ.
Нет... нет... нет. Нет, нет. Нет...
Дее послышалось, будто что-то шаркнуло вперёд, давя на хлипкий деревянные пол. Скрипучие доски сложно было провести, и именно по ним девушка определяла бессмысленное снование служанок на нижних этажах. Куда они спешат? Чего хотят добиться? Дея не хотела ничего - спать, есть, пить или даже видеть. Но звук повторился, приводя её в чувство. Не открывая глаз, она так медленно и осторожно подняла руку вперёд, будто желала убедиться - не стоит ли кто-то прямо перед ней?
Здесь действовал страх. Она боялась сказать самой себе "да".
Однако, ежели кто-то здесь и был, то легко мог уклониться, заметив её неловкое движение.
Немного погодя, Дея коснулась шерсти. Чья-то массивная рука держалась за постель, помогая, казалось, её хозяину не обрушиться всем телом на пол. Жёсткая кожа на крепких мускулах обросла длинной жёстковатой шерстью, заостряющейся и грубеющей ближе к верху, но совершенно мягкой и отчасти даже нежной в области лап. Это была именно лапа, почувствовала Дея. Аккуратно ощупывая длинные пальцы пришельца, она перешла к когтям, в чьей жёсткой хватке лежало что-то совсем иное.
Это новый сон, новый кошмар. Демон пришёл, чтобы убить меня. Йоган?!..
Оставив загадочный предмет в её ладони, пришелец всего тремя шагами достиг противоположного конца комнаты и затих. Исчез? Но как, если окно закрыто?
Оно было открыто. Осмелившись взглянуть в тот тёмный угол, Дея увидела это, как и то, что за предмет вложил в её ладонь мохнатый зверь.
Это был шелковистый шарф. Простой и немного потрёпанный, густого тёмно-красного цвета, напоминающего застывшую кровь, он лежал у неё в руке и ласкал ослабевшую плоть. Несчастливые воспоминания скопом нахлынули на Дею, спустя почти целый месяц пробудив из высохших глаз настоящие горькие слёзы. Пришёл момент освобождения. Она рыдала, прижимая к себе шарф и зарываясь в него так, будто вокруг была зимняя пурга. Не смея отпустить драгоценный подарок, Дея наслаждалась каждым моментом единения с ним, поглощая запахи ночи и волчьей шкуры.
К ним одиноко и будто неуверенно примешивался совсем другой запах - сальных волос Иоганна Гюнтера.
Поделиться52017-12-02 09:00:06
14 августа 997-го года от Явления Господня. Позднее утро.
Итак, со дня Медового Спаса четырнадцатого августа 997 года Дея Фельдманн начала выздоравливать.
Она всё оставшееся утро до процедур и завтрака провела, закутавшись в тёплую меховую ткань шарфа. Было в неожиданном подарке было нечто большее, чем простое удобство и комфорт - он облагораживал душу Деи воспоминанием о Йогане, который, казалось, ещё только утром возник здесь в мимолётном и призрачном образе. Чёрный волк - это был его дух. Чувствуя его в своих видениях и кошмарах, она старательно пыталась нащупать, откуда возникло представление об её брате как об оборотне, но не могла ничего вспомнить. Ей казалось, что он причинил ей боль. Судя по всему, так и было - но ненамеренно! Йоган никогда не позволил бы себе заставить Дею страдать. Вынужденно и скорбно он должен был оторвать от сердца ласку, чтобы пойти на нечто подобное во имя значительной цели. Как бы ни был Йоган жесток по отношению к себе и окружающим, он был благороден. Благородство не утопишь в крови безжалостных врагов.
Охотник, облачившийся в шкуру своей жертвы. Как это было ему близко. Облик страшного зверя, отринувшего собственную природу и проявившему настоящую нежность, сокрушил сердце Деи и заставил принять поражение. Довольно она натерпелась. Пора вставать и сражаться с приближающейся смертью.
И всё же, нося вокруг шеи так сладко пахнущий шарф, Дея понимала, что выздороветь в один момент невозможно. Она ни о чём не спрашивала врача. Ничем не интересовалась. Однако, лишь чувствуя собственное ослабевшее тело, можно было составить определённый вывод. Раны от пронзающих когтей чудовища заросли - и это безусловно. Каждое утро она видела твёрдые рубцы на их месте. Что же до всего остального, кроющегося внутри, то его залечить в одночасье нельзя. Воспаление мучило её до сих пор, хоть и подавляемое лекарствами, мешало перевернуться на другой бок, чтобы воспрепятствовать образованию пролежней. Эта боль была гораздо хуже той, которую Дея испытывала на тренировках. Та боль пройдёт, она мимолётна. Что же делать с орущими от постоянного зуда кишками? Мне противно быть человеком.
Человек смертен. Дее не хотелось умирать.
Когда пришёл врач, она спрятала шарф под подушку, чтобы никто из служанок не нашёл его, и сама послушно разделась. Пора было выбираться отсюда. О своих мыслях она и рассказала выказавшему удивление врачу, пожелав узнать, что от неё требуется. Он ответил коротко.
- Терпение.
- Разве я недолго ждала до сих пор? - молодая страсть бурлила внутри Деи, затмевая собой всё.
- Возможно, ещё несколько дней усиленного лечения. Нам потребуются хирургические методы, если вы...
- Я не боюсь боли.
В тот же день она обрекла себя на бесконечные мучения, сравнимые лишь с бывшими ночными кошмарами. В отличие от них, хирургию она вытерпела стоически. В доме барина тут же появился новый лекарь, признанный столичный механизатор, принесший с собой, казалось, бесконечный комплект инструментов. Обезболивающего у него не было. Связав Дею по рукам и ногам (чтобы ей самой было удобнее под ножом), он исполнил один из её наиболее жутких снов. Лекари Охотников, говорят, выполняли со своими неудачливыми пациентами то же самое.
Острым лезвием её целитель сделал несколько предельно аккуратных, но оттого не менее болезненных надрезов в области брюшной полости. Привезя с собой угрожающую машину с трубками и присосками, он привёл её в действие, сказав, что его "малышка" работает на магической энергии. Уникальный образец! Но у Деи не было времени на шутки. Чёрный палач предложил ей взять в рот что-нибудь жёсткое, чтобы не кричать. Она покорно согласилась.
Трубки были лишь отвлекающим манёвром. В глубине машины была спрятана настоящая труба, применение которой казалось ей достаточно неясным ровно до того момента, как лекарь, сделав надрез Дее на носу, не начал вставлять это приспособление прямиком ей в ноздрю.
Господи помилуй... сколько там ещё длины?
Казалось, грозный инструмент простирался метра на четыре.
Мощными движениями механизатор проталкивал трубу вглубь, раздирая слизистую носа, а позднее и горла. Ужасно было чувствовать где-то там, в глотке, что-то инородное и беспрестанно мешающее. Трубка растягивала её внутренние ткани, вызывая боль, но настоящая агония началась позже. Когда труба достигла шеи.
Проклятый, проклятый садист!
Пыточных дел мастер не думал останавливаться ни на мгновение, с каждой секундой добавляя больше сил на достижение цели. Длинный шланг всё глубже скрывался внутри тела Деи.
Это было в день Медового Спаса. Лежа на пытке, Охотница слышала песни хороводов и радостный смех детей. Моё детство мертво, как и все мои родные.
- Готово, - констатировал факт механизатор, - Разумеется, это не единственное средство избавления от застоявшейся жидкости. Магия не может излечить всё, когда же наука - может!
Смелые взгляды лекаря обоснованно показались Дее не к месту. Она могла лишь мычать, отчаянно сжимая зубами брусок с обмотанной вокруг него верёвкой. Во рту установился терпкий привкус старой пыли.
- Когда вы в последний раз наблюдали стул? - спросил врач.
Девушка недовольно промычала. Что это может быть за стул?
- Понятно. Это печально. Очень, очень печально, - последние слова прозвучали особенно грозно, - А регулы?
Не могу поверить, что он действительно это спрашивает.
- Что же. Следующие процедуры покажутся вам ещё более неприятными. Однако, мы должны произвести их, если не хотим, чтобы ваше тело разорвалось изнутри на части.
В течение следующих нескольких часов Дея Фельдманн стоически терпела производящуюся над ней экзекуцию. Казалось, механизатор медлил намеренно, чтобы помучить её подольше, хотя эта причина и казалась ей абсурдной. Всегда такая сильная и несгибаемая, она ощущала совершенную беспомощность на жёсткой постели, освобождённой от всего, кроме старого матраца. Голая, беззащитная и униженная - вот какой была Дея в момент исполнения одного из этих кошмаров. Боль - это ничто. Гораздо хуже то, что ощущала она после. Грубое, возмутительное вмешательство инородных элементов в её тело, заполненное всяческими трубками или клапанами, напоминавшими насосные. Человек - жалкая плоть, оболочка для всей таящейся внутри мерзости. Дея ощущала холодные инструменты прямо у себя под кожей. Если врачу это покажется необходимым, он по трубочке проведёт в каждый из кровяных сосудов - так безжалостна была единственная немагическая медицина.
Из окна дул тёплый летний ветер. Жара, солнце, бесконечное детское веселье, кружащееся где-то там, извне, одним невыносимым приливом накатывало на Дею. Вскоре она вспотела. Механизатор объяснил это тем, что поставил инструмент прогреваться. Ощущать, как не меньше десяти разных трубок постепенно горячились прямо внутри её тела, было мучительно. Из чего бы они ни были сделаны, но кипятились превосходно.
- Из вашего тела нам необходимо удалить все враждебные жидкости. Сделать это, разумеется, можно лишь насосом.
Связанная по рукам и ногам, она могла лишь закрыв глаза ощущать, как бурлит внутри страшная машина, откачивая мутную грязную жижу. Проклятье...
Чёрт бы вас побрал!
ДА КОГДА ЭТО КОНЧИТСЯ?!
Боль, боль, боль. Зуд и дикий-дикий страх...
И нет конца боли. Сама кровь её пропиталась этим жутким словом, изнывая о пощаде.
- Всё, - сказал её врач, её палач, её спаситель... - Всё! Осталось только вытащить все трубки.
День был ещё очень долгим.
Поделиться62017-12-03 10:37:40
23 августа 997-го года от Явления Господня. Закат.
На собственной коже Дея ощущала скорое приближение осени. Оно была во всём - и в деревенском колокольном звоне, и в черноте плодоносящих нив, гордости всех крестьян. Уже практически неделю Дея могла наблюдать за ними из одинокого окна барского дома, впитывая ароматы цветущей имперской деревушки и смотря на Солнце. Вечно оно дразнило её. В те редкие моменты, когда Дее хотелось отвлечься от напускной серьёзности и непроницаемости, чтобы вместе с остальными детьми порезвиться на свободе, солнце как будто намеренно омрачалось тучами - начинался дождь, прогоняющий всех домой. Но только не Дею. Она выходила под небесные слёзы и вместе с ними выплакивала собственное одиночество. Где был тогда Йоган, когда ему следовало быть вместе с ней? Он, как и она, был... один. Два вечных странника, неспособных найти друг друга, вновь разлучены судьбой. Вновь они вынуждены покоряться ей, будто солнце и луна, никогда не соединяющиеся в период одного проходящего дня. Они живут на разных полярностях, будто свет и тьма. Между ними лишь одно общее - их предназначение, рассказанное самой вселенной, как и вечным силам природы. Они были их воплощением - сверкающий воитель и блестящая охотница. Луна была символом Охоты.
Как и солнце, чей обманчивый жар никогда не прельщал Дею, Йоган никогда не подкупал её напускной смелостью или юношеской бравадой. В нём всегда была тёмная сторона. Но как и луна, которой родилась Дея, не является источником тьмы, так и эта загадочная стихия Иоганна Гюнтера существовала как человеческая добродетель. Отступив от всех религий и гневных божеств, он оставался мужчиной высокого благородства и несгибаемой морали, стремящимся жить так, как хочет этого целый обескровленный народ Иолии. И Дея любила его за это.
Охотница всегда любила проводить закаты у окна. С того момента, как ей разрешили ходить вновь, она не могла оторваться от любимого подоконника и вечно находилась на нём, наблюдая и выжидая. Её тело окрепло. Полностью восстановившись от ужасающих ранений и затяжной болезни, оно лишь обрело несколько отвратительных, уродливых шрамов. Это не трагедия. Кто хоть когда-нибудь увидит меня такой, кроме Йогана?
Её молодой пыл распространялся не только на мистического волка, приходившего в ночи её кошмаров, но и на всю окружающую природу. Дея всерьёз заинтересовалась живописью. Попросив у барина листок и чернила, она впервые тогда максимально минималистично и точно попыталась запечатлеть представлявшийся ей из окна пейзаж - дивные переливы зелёных холмов, видневшихся вдали, золотая от солнечного света река и богатый чернозем, где уже пестрели созревающие осенние плоды. Каждый день она набрасывала и по портрету крестьянина, заглядывавшего в её открытые ставни снизу. Их взгляды встречались, но бедняга никогда не мог выдержать более нескольких секунд прилива острой грусти, бурлящей в серых глазах Деи.
Одинокая, но радостная, она продолжала творить, воскрешая из памяти цинские иероглифические знаки. Они выражали то, что не могли выразить простые слова. Каждую из многочисленных работ она украшала одним из символов природы, придавая ей мистическое настроение. Творчество придавало ей сил. Все рисунки она хранила прямо в письменном столе - барин пообещал оставить их для потомков; ничего иного Дея и не желала. И так один лишь шарф из её личных вещей вечно цеплялся за тонкую девичью шею, всё остальное же - другим. Солнце прогревало мягкую шерстяную ткань, лаская Дею далёким, казалось, давно потерянным поцелуем Йогана, его умирающим образом...
Этот крестьянин, молодой паренёк лет восемнадцати - практически её ровесник - был по-своему мужественен и даже красив. Казалось, он всей душой желал прямо сейчас забраться на недосягаемый четвёртый этаж барского дома, лишь бы только посмотреть на неё поближе. Притягательная уединённость, гармония сердца и души - вот что было в подаренной ей природой внешности. Дея никогда не осознавала собственной красоты. Зачем? Ей никогда ничего не давала эта красота, кроме трудностей. За этот месяц волосы её успели препорядочно вырасти, открывая миру всю её женственную сторону и вместе с тем жутко ей мешая. Своей отрешённостью она манила взгляды, своей беззастенчивой и открытой заброшенностью или меланхоличным флегматизмом - влюбляла в себя таких мужчин, как этот юноша. Но Дея никогда ни взглядом, ни жестом не отвечала ему взаимностью. Она смотрела на него, и он смотрел на неё, но в нём её ничего не интересовало, кроме пластичности форм и жёстких изгибов крестьянского лица.
Вскоре она начала писать не только его портреты, но весь образ крепко сложенного тела.
Поделиться72017-12-03 18:36:17
24 августа 997-го года от Явления Господня. До полудня.
Острое каллиграфическое перо так же хорошо поддавалось тонкой руке Деи, как и стальное лезвие меча. Живопись и фехтование во многом похожи. Восточные мастера клинка, знала она, в первую очередь учат находить гармонию в природе, а не владеть оружием, а сделать это возможно лишь через занятием чистописанием и графикой. Запечатлевая в красках весь окружающий мир, можно познать многие из граней его сторон. Небо бывает подобно бриллианту - не заметить его красоту означало совершить преступление перед самим же Небом. Извиниться возможно было лишь одним путём - принести ему совершенную работу.
И Дея работала, составляя эскизы неба и полей, крестьянской пасторали и реки необыкновенной живописности, где каждый перелив воды отражался солнечным бликом в её наблюдательных глазах. Писать Охотнице никогда не надоедало. Отчасти это было сравнимо с медитацией - только ты, перо и природа, которую так жаждешь поглотить и сохранить в себе навсегда. Дея была уверена, что уже никогда не забудет этот великолепный пейзаж. Но душа хотела большего. Вот уже несколько дней кряду она стремилась к одному лишь искусству, забывая и о себе, и о других людях. К своему ужасу она позабыла Йогана. Воспоминания о нём могли нахлынуть лишь тогда, когда Дея, прижимая к себе тёплый шарф, растворялась в образах прошлого и переставала видеть будущее. Нет, нельзя так делать. Что бы сказал сам Йоган? Он учил меня жить ради цели, наслаждаться не мимолётным мигом счастья, а всем процессом его достижения. Жизнь коротка. Мир жесток, но прекрасен. Я перестаю видеть его в целом, чтобы отвлечься на детали и забыться в них. Не надо, не надо мне так делать.
Меланхолия вызывала нестерпимую скуку. Впервые с тех дней ада Дея могла употребить это слово в прямом значении, указывая на самую гнусную сторону однообразия - ту, в которой даже творчество перестаёт быть чем-то принципиально новым. Нельзя сидеть в одной и той же комнате, не выходя даже на обед в столовую просто потому, что тебе так хочется! Нужно жертвовать собой ради великого долга. В конце концов, именно это делает человека человеком. Дея ощущала настоящий долг перед Йоганом, спасшим её в решающий час, как до этого это сделала она, а также перед барином, согласившимся приютить у себя безнадёжно больную охотницу. Суеверные во многом иолийцы боялись людей, способных отринуть собственное "я" ради борьбы со злом, и хотя и восхищались перед ними в целом, опасались всех и каждого по отдельности. Крестьянское праздное слово рождало легенды и клевету, порочащую имя Ордена, и хотя Дея едва ли считала себя больше Охотницей, чем сестрой или подругой сердца дорогого Йогана, ставки были сделаны. Нельзя больше отказаться от проклятого звания, обеспечивающего её вечной славой колдуньи или ведьмы. Охотники были больше, чем просто военно-религиозным объединением - они были символом вечной погони, и именно поэтому стоило восхищаться барской непредвзятостью и искренностью. Он преодолел страх и предрассудки, чтобы помочь к девушке, невесть как попавшей к нему на порог и истекающей кровью в неизбежном гоне приближающей смерти. И сейчас она была жива лишь благодаря этому благородному человеку.
- Мне нужно спуститься и самостоятельно поблагодарить его, - Дея смотрела в сторону реки задумчиво, как будто мечтала искупаться в теплеющей с часа на час воде. Приходящие врачи запретили ей мочить перевязку, но лишь одну её. Ноги же, уставшие, замыленные ноги давно пора помыть как следует. Свежий воздух ждёт Дею. Всегда свежий воздух, всегда природа и новые свершения.
Эскизы она оставила на столе, как и перо.
Да, Дея не могла передвигаться с такой лёгкостью, как в былые дни, но с каждым днём восстанавливая силы, приобретала вновь свои предыдущие способности. Для неё не составляло более сложности стоять на ногах или ходить, перемещая вес с одного шага на другой. Неведомый ритм вёл её, заново уча всему, как какого-то младенца. Дея, тем не менее, лишь только радовалась такой возможности и собиралась как можно скорее вернуться в строй окончательно. В Ордене оставалось множество нерешённых проблем. Йоган... был так далёк. Так недостижимо, невероятно оторван от неё и целого мира, ежели это правда, что теперь в нём не остаётся физически ничего человеческого. Орден предписывает нещадно истреблять всяких оборотней, и всё же Дея прекрасно понимала, что никогда себе этого не позволит. Она найдёт брата, несмотря на Устав и возможные последствия. Ей ничего больше не оставалось. И всё же - как жить дальше? Что вообще можно сделать, чтобы не умереть от скуки?
Охота. Охота. Охота.
Аккуратно балансируя, чтобы не упасть на ослабевших ногах, Дея прошла вперёд и открыла дверь. Впервые она выходит из своей комнаты самостоятельно, впервые продвигается вперёд.
Ей в макушку светило яркое августовское солнце. Осень была дальше, чем казалось.
Поделиться82017-12-05 21:47:02
24 августа 997-го года от Явления Господня. Время завтрака.
Уже так давно Дея не наслаждалась движением. Существовать и жить - это две совершенно разные вещи. До ранения и своей мучительной болезни она была лучшей из лучших, самым быстрым и совершенным Охотником, когда-либо созданным проклятым церковным орденом; оказавшись же прикованной к постели, она растеряла самую свою суть и превратилась в живого страдальца. Кошмары ослабили её и повредили. Былая хватка исчезла без следа, идеальная пространственная координация превратилась в бесконечные спотыкания. Казалось, Дея могла упасть даже сидя. Видевшему это барину казалось боязно позволять ей сидеть на подоконнике у открытого окна, но кем он был, чтобы её останавливать?
На самом деле нельзя было найти более достойного человека. Когда-то барон Готфрид Риттер Вюртемберг снискал славу великого воина, но отказался от неё, чтобы построить дом и завести семью - жить по писанным заветам Господа и не желать ничего иного. Слухи об его благородстве и решительной справедливости давно разнеслись по всей округе, принеся старику много завистников, но он, продолжая следовать пути праведника, никогда не отказывался ни от пожертвований бедным, ни от помощи обездоленным. Старый барон, за свою доброту снискавший славное прозвище "барина", не только приютил Дею в час нужды, но и потратил множество средств и времени на её излечение. Уже полтора месяца гостевая комната на четвёртом этаже занята больной девушкой. Она слышала разговоры служанок, критикующих подобное благородство, но разве могла сама Дея поступить аналогично? Барон Вюртемберг спас ей жизнь, и её благодарность ему нельзя измерить простыми словами. Это была... сама теплота.
Измерить эту теплоту можно было лишь извилистым лабиринтом шарфа на девичьей шее. Он единственный содержал в себе каплю последней детской наивности и нежности, став единственным сосредоточением израненных и воспалённых чувств юной Деи Фельдманн.
Она спускалась по лестнице, придерживаясь за стены и перила. Весь воздух пропитался терпким дубовым ароматом. Старое имение пока ещё дышало и жило, несмотря на одиночества барона и уныние древних служанок. Увы, всё здесь неизбежно умирало. Как ни печально, совсем скоро Баултриг изменится навсегда, получив и нового посадного хозяина и молодых столичных приказчиков. Время поглотит здесь всё, кроме этого дуба. Он будет сопротивляться ему всегда, не прекращая радовать жильцов атмосферой уюта и запахом домашней пыли. Так пахло место, которое можно назвать родным. Дея особенно чувствовала это.
Она прошла три лестничных полёта, встречая удивлённую прислугу и аккуратно ей кивая. Хорошее настроение, захватившее девушку, не отпускало её до самого разговора с барином.
Совсем не знаю даже, где он сейчас. Вообще не знаю, куда идти! Поверить не могу, как же я давно не была в чьём-то доме...
Чем-то обстановка баултригского имения напоминало усадьбу родителей Йогана. Богатая обстановка имения сохранилась, должно быть, от предыдущих его владельцев. Оригиналы картин и деревянные скульптуры тут и там украшали стены и углы многочисленных комнат, но Дею интересовала конкретно столовая. Запах завтрака витал в воздухе, и нельзя было его не почувствовать. В желудке противно задрожало. В кого я превратилась... Йоган, видел бы ты меня! Что бы сказал ты, узнав о моём новом пристрастии к вкусной пище и удобной мебели?
Никогда не расслабляться - вот был девиз Охотницы, в своей бесконечной суровости совсем не знавшей усталости. Порой приходится отказываться от самих составляющих тебя вещей, чтобы выжить - это сделала и она, не желая мириться с надвигающимся безумием. Бежать, бежать от него в мир спокойствия и грёз, созерцать совершенство природы, занимаясь искусством живописи и никогда больше не вспоминать былое - это лучше, чем умереть или сойти с ума.
В старых лаптях Дея протопала по мягкому ковру, двигаясь прямо к источнику запаха. Как Охотница она без труда ориентировалась в мире ароматов и смело могла выслеживать добычу, будто настоящий волк. Хотя ей был гораздо ближе образ птицы, она не смела отказаться от удачного сравнения и смело прошла в чудесно убранную столовую.
- Херр Готфрид, - тепло произнесла Дея, - Доброе Вам утро.
Старый барон обернулся с улыбкой на лице.
Поделиться92017-12-06 18:53:30
24 августа 997-го года от Явления Господня. Полдень.
Как и всегда до этого, барон Готфрид проявил себя благородным и чрезвычайно приятным человеком. С ним Дея могла бесконечно наслаждаться затянувшимся разговором. Они общались на самые разные темы, начиная с её здоровья и заканчивая недавними деревенскими событиями, и впервые за очень долгое время Охотница могла сказать, что вернулась в жизнь. Вселенная, увы, не крутится вокруг одной неё и её любви к сводному брату. Пора было признать это и двинуться дальше. Чем скорее проходит время, тем стремительнее Дея взрослеет. Семнадцать лет - это самое начало жизни. За четыре года изгнания она многое познала и бесповоротно преобразилась из девочки в бесстрашного воина, а дальше будет только больше.
Когда в столовую прошла одна из служанок, барин тут же окликнул её на мадьярском:
- Drágám! - звал он, - Olyan kedves lennél, ha nekünk még néhány ilyen értékes tojást?
Поклонившись, женщина в свою очередь ответила:
- Ahogy kívánod, uram.
Никогда ещё Дея не слышала такого чистого и высокого использования "заклятого языка" из уст настоящей аристократии. Представители знати считали мадьяров чем-то вроде скота, несмотря на то, что живут они на одной земле с иолийцами и практически ничем от них не отличаются. Это было на уровне врождённой неприязни, побороть которую было гораздо сложнее, чем казалось на первый взгляд. Дея немного говорила на мадьярском и устойчиво понимала расхожие фразы, проведя целых два года в отряде наёмников, но сейчас, когда барон обратился к собственной служанке, не смогла распознать ни слова. Это был какой-то... светский его вариант. Сложно было поверить, что барон в самом деле сумел выучить настолько сложный язык. Даже криндийский, который Дея ещё неплохо помнила, был гораздо проще. В случае же мадьярского предстояло столкнуться не только с невероятно трудным произношением, но и ужасающей грамматикой. Нигде во всей Империи нельзя найти по нему нормальных учителей.
- Вы говорите на мадьярском? - удивлённо прошептала девушка.
Барон Вюртемберг грустно вздохнул.
- Мне пришлось научиться. Моя покойная Агнеш сама была из этого гордого народа и не желала так просто расставаться с традициями. Я и детей своих научил, жаль только, что сейчас они...
Повисло неловкое молчание.
- Херр Готфрид, мне очень жаль, что я пробудила в вас настолько несчастливые воспоминания.
- Несчастливые? Нет, ни в коем случае. Это были лучшие годы моей и без того трудной жизни, и я всегда буду благодарен Господу за то, что он ниспослал мне их. Ох, как же сильно я любил мою Агнеш! Что за чудо была эта девушка в молодости. Такая же стройная и сильная, как ты, волевая, непреклонная и жутко упрямая. Четырёх сыновей она мне подарила, и по воли Провидения все умерли в юности. Не повторяй моих ошибок, Дея. Никогда не отпускай тех, кого любишь.
Тех, кого я люблю...
- А как же ваша дочь?
- Вышла замуж много лет назад. С тех пор от неё ни слуху ни духу - как в воду канула. Пропала совсем,
бедняжка, сгорела в пожарах войны. Мы все когда-нибудь умрём. Ты как Охотница знаешь это лучше моего, я уверен. Такая молодая, но уже повидала больше ужасов, чем много стариков. Тебе лучше моего известно, что жизнь... она коротка и грустна. Разве я заметил, как пронеслись мои долгие годы? Я просто жил, не смотря по сторонам, пока не понял, что мне уже совсем нечего терять. Только себя самого.
Хотя барон Готфрид и закончил повествование на грустной ноте, рассказывал он всегда невероятно интересно и умел вовлечь в настоящие философские размышления. Гораздо позже Дея всегда обращалась к ним и пыталась переосмыслить сказанное, найти истинное и глубокое значение столь цепляющих слов. Не всегда у неё это удавалось, и всё же никогда она ещё не сдавалась в этом. Уже не один раз барон обращался к ней так душевно и просто, как к обыкновенной девушке, не обременённой тяжкой ношей ордена Охотников. Это было необычно и привлекательно.
- Баултриг - замечательное место. Я наслаждаюсь буквально каждой минутой своего здесь пребывания, - говорила Дея, воскрешая в памяти излюбленный речной пейзаж. Окно стало для неё выходом в яркий и солнечный мир блестящей пасторали - как она не видела её раньше?..
- Да, чудесная деревня. Я сам буду рад провести здесь ещё ровно столько, сколько мне отвёл Бог, но что же ты? Уходи, уходи скорее. Не для тебя, молодой крови, сидеть на одном месте. Скоро осень. Отправляйся на юг или восток, найди себе подходящую жизнь вдали от нежити и тьмы.
- Увы, - ответила девушка, - Моя судьба неразрывно связана с человеком, оказавшимся в самом центре происходящих событий. Я не могу покинуть его.
- Молодой человек?.. - понимающе спросил барин, - Пусть он будет достоин тебя, Дея. Мужчина должен быть способен защитить не только себя, но и людей, которые ему небезразличны. Таков наш жестокий мир. Взять хотя бы оборотня, с которым недавно разделались другие Охотники...
Что?
- Какого оборотня? - Дея резко перебила его.
- Баултригский зверь, так успели прозвать его. Появился здесь чуть больше месяца назад и с того самого момента не отпускал бедную нашу деревню ни на одну ночь. Его видели прямо на улицах под лунным светом. Из хлевов пропадала птица; у одного мужика даже сожрали корову. Но настоящий хаос начался тогда, когда он похитил девушку...
- Не может этого быть.
В голове девушки не осталось ни единого слова. Всё утекло через обжигающую дыру, оставленную словами барона Готфрида. Это был Йоган, вне всяких сомнений. Это он посещал её каждую ночь, он искал еду прямо в деревне, он принёс ей чей-то потрёпанный шарф...
- Кем была эта девушка? - собравшись с силами, спросила Дея.
- Кузнецкая дочка. Всего каких-то две недели назад за неё бились лучшие женихи деревни - писаная красавица, глазам своим не поверил бы, но так оно и было. Эрика - её звали Эрика. Оборотень, как говорили потом, в ночь её похищения был особенно резкий и нервный. Незавидное, должно быть, зрелище - наблюдать из своего же собственного окна такое чудовище. Наш лесничий попытался подстрелить его,
но не причинил, кажется, никакого вреда. Ох, что же было на следующее утро... облава, облава! Лучшие клинки деревни собирались в лес, чтобы выкурить оттуда бестию и сжечь на костре. Огонь не позволил бы ему восстанавливаться. В конце концов нашли наши селяне нескольких безумцев, которые на следующее же утро и принесли волчью шкуру.
Сказанное никак не укладывалось в голове у девушки. Мучительно сложно было сопоставить все факты и принять то, что именно две недели назад Йоган и приходил в самый последний раз, что именно он принёс ей таинственный подарок и ушёл обратно в ночь, забрав с собой все её кошмары. Дея сдерживалась от того, чтобы в один момент не закричать. Ей хотелось всё рассказать барину, поделиться горем. И всё же, всё же... она не могла.
- Старый рыцарь давно убрался восвояси, но маг и остальные всё ещё живут в таверне. Староста говорит, что они скучают. Может быть, ты у них и спросишь все подробности? Охотница же, как-никак. Отбирают у тебя работу...
Установилось скорбное молчание. Дея не произносила ни слова и тяжело дышала, пытаясь примириться с неопровергаемым.
Тишину разрезал крикливый голос служанки, вернувшейся с кухни:
- Вот ваши яйца, фройлейн, - говорила она, ставя на стол нежеланный завтрак.
Вот оно - чудо мадьярского языка!
Барон криво усмехнулся, довольный собой и неожиданным сюрпризом. Только сейчас Дея поняла, что в самом деле проголодалась; ей стало стыдно.
Поделиться102017-12-07 19:41:36
24 августа 997-го года от Явления Господня. 17:30.
Самый последний день оглушительной жары, начавшейся в канун Медового спаса, грозил вот-вот закончиться. Деревня впитывала последние солнечные соки и пела, уже не боясь засухи, но вместе с тем радуясь прекраснейшей погоде. Совсем скоро созреет урожай, и крестьяне бросят затянувшееся безделье. Для них настанет время пожинать плоды великой круглогодичной работы. Аграрная революция совсем недавно затянула Священную Империю в свои сети - питательные восточные культуры прекрасно прижились в кальцедонской почве и скоро вновь накормят весь иолийский народ. Казалось, что во всём целом году не было более радостного и беспечного времени, чем сейчас. Разве что...
Баултригский Зверь?..
Дея сидела на берегу реки, окунув ноги в безбрежные тёплые воды. Освежающая прохлада придавала ей сил; голову она накрыла шарфом, опасаясь пагубного солнца, а руки держала в карманах широких мужских штанов. Как сказал барин давным-давно, когда-то они принадлежали его сыну. Ей повезло, что служанки раскопали в кладовой старый комплект одежды - иначе не сидеть быть ей здесь сейчас. Дея не просто размышляла - она переживала движение времени вместе с самой природой. Через это задумчивое и практически лирическое ощущение Дея постигала высшую существующую гармонию - созданную Богом вселенную естества. Нет, она совсем не сомневалась в его существовании. Лишь существо всезнающее способно сотворить нечто подобное Даже магам не открыта такая власть над формой - они никогда не могли достигнуть высшей точки в создании окружающей действительности. Бог не только всеведущ, но и всемогущ, раз ему под силу оказалось побороть тьму и призвать из её безликой массы истинное совершенство. Такова была природа в глазах Деи - в ней она видела Бога. Единственного, которому в самом деле стоит поклоняться. Ничто из созданного человеком не могло радовать её после увиденного здесь, в обыкновенной деревенской тиши, и ничто уже не могло бы впечатлить сильнее.
- Баултригский Зверь... - обратилась Дея к реке. Казалось, лазурные переливы вод силились ответить ей, но никак не могли. Ах, если бы только они сказали, как всё произошло на самом деле! Жив ли Йоган или убит, как грозит каждому обратившемуся ко Тьме существу? Бог молчалив. Природа, воплощавшая его в окружающей реальности, никогда не отвечала человеку.
Слёзы давно прошли, и Дея устала; она расслаблялась, желая отвлечься от пагубных мыслей. Впервые за много лет она жила для себя, не задумываясь о значении грядущих тяжких дней. Раньше в её жизни был Йоган - теперь же он исчез. Растворился в ночи, сверкая зелёными-зелёными глазами...
Что же теперь в ней остаётся, кроме человеческого стремления к прекрасному?
У неё всё ещё был шарф. Последний предмет, которого касался Охотник, в несколько мгновений перерос из приятного и неожиданного подарка в настоящий символ. Плача по брату, Дея всю горечь и печаль вымещала именно шарфу. Меховая ткань брала на себя роль мученицы. Дея скорбела - она её утешала. Эта взаимная гармония стала чем-то большим, чем простая печаль. Всё, что осталось у неё от Йогана - река пылающих чувств и безбрежное море грусти - стало этим шарфом. Отныне они были неотрывно соединены вместе.
- Знал бы ты, Йоган, - говорила Дея, обращаясь к самому солнцу, - Знал бы ты, через что я прошла, чтобы не растратить своей любви зря.
Я сделала это, потому что ничего иного уже не оставалось. Мы приблизились к смерти настолько, насколько было возможно - я не могла больше терпеть! Смотреть на него и понимать, что ни в чём он не заинтересован, кроме Охоты, кроме своей мести, и никогда не узнает обо мне... Я и месть - две последние оставшиеся у него вещи. Когда он потерял вторую, то обратился к первой. Когда же чуть было не потерял первую, то остался без ничего. Йоган умер в той пещере. Этот шарф, быть может, и не принадлежит ему, но он - последнее, что у меня от него осталось...
Последняя слеза скатилась по её щеке. Последняя - больше не осталось.
Йоган!..
В этот момент она была близка к отчаянию.
Но что это? Что за шаги слышатся ей издалека? Кто-то спускался к реке, желая, быть может, порыбачить или так же, как и Дея, насладиться тишиной и красотой умиротворённой летней природы.
Шаги приближались и набирали силу. Охотница уже могла разобрать их особый и неповторимый ритм - она уже слышала его прежде. Много-много раз...
Сильная и уверенная походка. Поступь немного тяжёлая, шаг чуть жёстче всегда на правую ногу, как при маршевом ритме - человек, ходивший так, будто бы подхрамывал из-за какой-то детской болезни. Почти незаметно и едва ощутимо слухом, конечно, но Дея в полной тишине разобрала и это, и лёгкий свист, доносившийся загадочным пришельцем при дыхании. Лишь молодой мужчина - или практически юноша - мог дышать пока так легко и вольготно, и всё же при всём при том далеко не расслабленно. Что-то тяготило его, как и саму Дею.
Конечно же. Кому ещё бы это быть?
Обернувшись, она впервые увидела героя собственных этюдов и зарисовок вблизи, во всей натуре. Мускулистый юноша, примеченный ей для оттачивания мастерства художника, осторожно подходил ближе, будто боясь спугнуть застигнутую им врасплох девушку. Дея, тем не менее, не боялась ни капли. С ограниченным любопытством она рассматривала объект творческих исканий и, казалось, повергла парня в смятение. А ведь он, как видно, было ещё и старше, чем она.
- Э-э-э, привет, - замявшись, он наконец заговорил с ней. Чтобы ответить, Дее пришлось прервать своё блаженное сидение и даже привстать.
- Здравствуй, - произнесла она уже совершенно спокойно. Никто не должен был видеть её слёз, пусть даже и высохших.
В природу возвратилась тишина. Незнакомец будто бы искал нужные слова, чтобы объясниться, и с тем вместе стал невероятно выразителен внешне. Его суровое крестьянское лицо особенно выделялось низко посаженными бровями - этого нельзя было не отметить, даже просто смотря на него. Недлинные русые волосы постоянно взлохмачивал ветер, взбудораживая и заставляя юношу беспокойно ёрзать на месте. Да, он был красив - если существуют мерки мужской красоты, то он, несмотря даже на неаккуратную выросшую бороду - возможно, самую первую у него в жизни - являл собой пример настоящей твёрдости. Даже через одежду вырисовывался могучий рельеф мускулистого телосложения. Дея всех привыкла сравнивать с Йоганом и считала, что Охотник вида куда более атлетичного. Незнакомый же юноша, напротив, был шире в плечах и при том самую малость ниже самой Деи.
Всё это продолжалось, конечно же, недолго - буквально несколько секунд, за время которых в голове девушки пронёсся целый поток мыслей. Она не ожидала, что зрение так подведёт её. Эскизы были неимоверно далеки от настоящей реальности, и в эту реальность, к удивлению Деи, её вернул сам юноша новой фразой.
- Я много раз... - сказал он неожиданно, - Видел тебя в окне господского дома.
Да, так всё и было.
- Да, я хорошо помню тебя.
Лицо Деи в этот момент не могло не выражать интереса. Что же он скажет дальше? Чем удивит её?
- Так вот... я теперь нашёл тебя, - продолжал он, - Совсем случайно увидел у реки и сразу узнал.
Дея совсем не знала, что и ответить. Ситуация показалась ей немного неловкой - как могла она оказаться настолько невнимательной, умудрившись пропустить самые характерные признаки этого молодого человека? В свою очередь он испытывал как будто то же самое...
- Прости, - она, кажется, отвлеклась, но одно это слово заставило собеседника вспыхнуть, - Я тоже узнала тебя - практически сразу, по походке.
- Меня? По походке?
Юноша будто бы не мог поверить своему успеху.
- Да. Понимаешь, я художница...
Так просто и непринуждённо отказалась Дея от призвания Охотника, поставив собственные цели превыше и долга, и семьи. Её семья мертва. Дея осталась одна - рядом с природой, но не вместе с ней. Теперь у неё не было даже меча - одно лишь искусство
- ...Когда-нибудь, быть может, я напишу самую настоящую картину, - говорила Дея, сама не ведая, что заставляет её раскрывать душу незнакомцу, - Это будет пейзаж, непременно пейзаж. Картина об очень холодном, тёмном и спокойном месте, где можно жить и где куда приятнее умирать. Но сперва мне необходимо научиться.
И она рассказывала ему, забывая самое главное и самое, пожалуй, необходимое.
Единственной доступной ей краской была кровь поверженных врагов.
Прежде чем умирать, нужно немного пожить. Мне нужно исполнить свой долг и отдать последнюю дань Йогану - лишь тогда я смогу навсегда забыть его.
Увы, Дея слишком хорошо знала, что не забудет его никогда.
- Как тебя зовут? - спросила она незнакомца.
Помедлив, он ответил:
- Арон. Арон Барток.
Ах, как быстро летело время!
Поделиться112017-12-08 21:02:49
8 августа 997-го года от Явления Господня. 22:00.
Баултриг <---- Имперская граница (Спорные земли).
Проклятье, проклятье, проклятье!
Ноги уже практически не двигались. Заклятье бальзама, применённое Яносом с полчаса назад, не помогало совершенно. Да что за чертовщина? Стоило только ступить на земли этой проклятой недоимперии, как все несчастья мира обрушиваются на тебя в один единственный момент! Гроза застала их практически врасплох. Всего за несколько секунд небо извергло из себя поток нескончаемой ледяной влаги - Янос не успел поставить даже самый простой щит, способный прикрыть их головы. Хитроумные заклинания не приходили на ум, когда место его обитания поливал мучительный душ. В одно мгновение Янос забыл и про болевшие от ходьбы ноги, и про голодный желудок, и даже про имперскую границу, хоть и оставшуюся позади, но всё ещё угрожавшую мрачными гвардейскими клинками. Всё исчезло. Остался холод, остался мрак...
Это был иссине-чёрный вечер. Утонув во тьме, солнце забыло, что такое закат, растворилось в колодезной мгле ночи. Продвигаясь через сплошную стену дождя, Янос мог полагаться лишь на свои иссякающие силы. Природа оказалась по отношению к ним совершенно безжалостна. Что делать? Куда идти? Ночевать в лесу? Нет, у них ещё был шанс...
Сколько это длилось - никто из них не знал. Люмисентия опасалась даже вздрогнуть, Янос же дрожал и содрогался, а магия его была бесполезна. Иссякшее тело было неспособно даже на самый простой фонарь.
Когда он поскользнулся и врезался коленом в чёрную грязь, ситуация стала невыносимой. Магический бальзам умерил боль, но не принёс желанного успокоения - они продолжали путь, и путь не думал кончатся.
Что делать? Что делать?..
Лишь тогда, когда стих дождь и сырая слизь покрыла сам воздух, маг и его спутница могли расслабиться на мгновение. Тьма была густой, как застывшая кровь. Казалось, ещё немного - и они увязнут в ней. Далеко-далеко виднелся томный свет деревенских фонарей. Деревня приближалась...
- Ещё немного, и тебе придётся меня тащить, - произнёс Янос осторожно. Сентия была не в лучшем состоянии.
Калеки. Уроды. Обездоленные. Авантюристы? Нет, босяки...
Но они дошли до деревни Баултриг. Ночь ещё только начиналась, и таверна и не думала закрываться. Единственное радушное здание на свете. Единственный маяк призрачного счастья...
Поделиться122017-12-09 19:06:17
- Чёртов ливень уже полностью вымочил всю мою одежду. Холод ломит кости, голод бьет по желудку... еще и глаза закрываются. Вот-вот я свалюсь в грязь без какой-либо возможности встать... но я не могу так просто сдаться природе. Нет, никогда!
Высмотрев приближающиеся фонари какой-то деревушки, Люмисентия не смотря на боль во всем теле - прибавила ходу, позабыв про существование Яноса, которого она утратила из виду по дороге. Войдя в нее, она приоткрыла глаза и нашла то, что она так искала - Таверну, которая была открыта и являлась для нее самым идеальным в данный момент местом, дабы провести ночь.
Еле открыв дверь оной, она медленно шла к стойке, у которой стоял бармен, не обращая внимания на окружение, которое представляло из себя лишь размытые силуэты. Бармен, будто зная что было необходимо девушке, прямо сообщил:
- Комната за...
Не успев договорить, Люмисентия вытащила мешок с деньгами, в котором точно хватило бы на пребывание в данном заведении и положила его на стойку. Бармен, заглянув внутрь мешочка, удовлетворенно посчитал предоставленную ему сумму и сказал:
- Самая крайняя правая на втором этаже. Вот ключ.
Взяв ключ, она подалась к предоставленной ей комнате, предварительно чуть не свалившись на ступенях.
Открыв комнату и войдя в нее, закрыв ее изнутри, она скинула с себя одеяние с шляпой и небрежно бросила их на стоявшую у кровати тумбу, а после сняла арбалет со своего запястья, спрятав его под одеяние. Сев на кровать, она сняла свои промокшие сапоги и повалилась на кровать, крепко уснув на долгие часы.
Поделиться132017-12-10 16:12:54
8 августа 997-го года от Явления Господня. 22:15.
Тук-тук-тук.
Никто не отзывался.
Тук-тук-тук!
На улице был кромешный ад. Хоть глаза выколи - разницы не будет. Впрочем, никакой разницы в самом деле ничего уже и не составляло - безумие усталости, обуявшее Яноса, мешало ему нормально распознавать окружающую действительность и вообще ориентироваться в пространстве. Его магия перестала работать в тот самый момент, когда он подвернул колено - это безусловный факт. Сейчас он не был способен даже на простенький магический фонарик. То был простой закон сохранения энергии, по условиям которого нельзя создать "всё" из "ничего". Чем-то приходится жертвовать. Янос был не в силах контролировать волшебство внутри себя, а само это волшебство никак не могло облегчить его существование в этот самый данный момент.
Чернел кулак в зияющей пропасти ночи. Стуча в дверь таверны, Янос на миг переставал его видеть. Совершенно точно казалось, что исчезая во тьме, он растворялся без следа и уже никогда не появится вновь. Стоит ли говорить, что сам кулак он уже давно не чувствовал?
Простывший и промокший насквозь, невозможно злой и давно переставший думать чем-либо, кроме ругательств, Янос продолжал колотить в дрянную деревяшку со всей возможной силой. Это привело к тому, что он чуть было не врезал появившемуся вместо неё мужику.
- Какого дьявола ты тут устроил? - негодовал хозяин, - Проходи давай. Ноги вытереть не забудь.
Да не нужно мне, в рот вас всех дери, ничего вытирать. Сапоги магические.
Но разве хоть кто-то бы ему поверил? Пришлось, как и всегда, поелозитить башмаками, чтобы отстали.
Впустивший его бородач прошёл вперёд, в глубину просторного помещения. На миг Янос ослеп и оглох - волна света и звука, воедино соединившегося в бездонном помещении, захватила его и унесла дальше простого восприятия реальность. Чуть осев, Янос принялся протирать глаза.
Тепло.
Впервые за несколько часов пути он почувствовал комфорт. Впервые к нему вернулась жизнь...
Таверна бурлила. Полодиннадцатого вечера, быть может, слишком много для крестьян, но чрезвычайно мало для прочих постояльцев. Любой имперский балагур способен пить целую ночь - и ничего, как говорится, ему и не будет. Новое веселье только начиналось. Нужно было, разумеется, сперва прогреться и просохнуть, прежде чем к нему присоединяться.
Штук пятнадцать столов с четырьмя стульями к каждому разместились во всей западной части таверны. Там царил густой туман курительной травы - Янос ничего не мог разобрать, кроме слышимых бесед и редких вскриков. На другой же половине было что-то вроде танцевального зала. По крайней мере, слишком уж много там веселящихся селян, подозрительно много. Огромный костёр расположился в огороженной дыре между ними. Волшебная, казалось, древесина пылала и щедро благоухала приятным огненным дымом. Там было приятнее всего.
Хозяин торопливо прошагал обратно к стойке, хлопнул по плечу стоящего там бармена и незамедлительно показал на скромно стоящего у входа Яноса. На деле же маг просто осматривался - этого никто не знал, кроме него самого. Сейчас у него было слишком много дел, чтобы распыляться по мелочам. Настала пора отдохнуть!
Посмотрим, насколько хороша выпивка в Империи. В Ферроте она просто ужас!
Спустя некоторое время Янос уже вслух добавил:
- Но на этот раз по пьяни соглашаться на охотничьи заказы я не стану.
Ах, как же он ошибался...
Поделиться142017-12-10 18:11:50
09.08.997 11:00
Вскочив с кровати, Люмисентия спешно оглянулась вокруг.
- Что? Где я?
Внимательно осмотрев декорации и вспомнив произошедшее вчера, она пришла к выводу:
- Ох, да. Точно, я в таверне! Сама же тут остановилась... на последние деньги. Интересно, а есть ли тут какие-то охотничьи заказы? Мне они уж точно не помешают.
Поднявшись с лежака, она натянула на себя одеяние, проверив все крепления на плаще, дабы тот держался плотно к ее спине и не издавал лишнего шума от находящихся там метательных кинжалов. После этого - закрепила на левой руке свой наручный арбалет и завела нить в указательный палец, подсоединенную к спусковому рычагу устройства, при этом разместила железный болт в паз. Во время всего этого она успела закусить остатками плюшки, которые остались со вчерашнего дня.
- Ну что, самое время разузнать где это я и что тут есть! - с этими словами она натянула на себя свою шляпу и удостоверившись что все ее предметы на месте - открыла дверь и вышла из комнаты.
Выйдя из комнаты, она услышала странный шум, шедший из четвертого этажа.
Поделиться152017-12-10 18:57:17
9 августа 997-го года от Явления Господня. 09:30.
Это лучшая ночь в моей жизни!
Был ли это отголосок чьего-то ещё воспоминания, или же сам Янос, очнувшись от пьяного угара, вновь вернулся к мыслительным усилиям, но разящая фраза огненным клеймом впечаталась в его голову и не отпускала ещё многие часы. Он преодолел себя! Наконец найдя людей знающих и умных, Янос на целую ночь привязал их к себе дурманящей винной магией. Они были несравнимо лучше глупой солдатни. В них, аристократах, теплился ум. А быть может, и не только он...
Убрав руку с груди Юргена, Янос потянулся. Сегодня просторная комната на самом чердаке сыграла важнейшую роль в их человеческих жизнях, став пристанищем разгула и разврата. Найти девушек оказалось несложно - их было вокруг полно, и многие согласились присоединиться к звериным игрищам двух красавцев, а вот найти друг друга была куда как труднее. Янос далеко не сразу понял, что возникшая между ними приязнь оказалась глубже и интимнее, чем простое одобрение или приязнь двух приятелей. Невероятно, но факт - они оба не знали, что привлекают друг друга. Хотя взаимные намёки были один пошлее другого, в обстановке оргии ни один из них не прошёл замеченным, но когда Янос осмелился на короткий поцелуй нового знакомого - всё совершенно изменилось. Длиннолицый мадьяр ответил с небывалой горячностью.
Постель, ковёр на полу, шкура у входа в комнату - всё стало прибежищем для их нескончаемой любви. Девушки присоединялись, но ни одна из них не была так привлекательна или хотя бы умела, как таинственный Охотник. Со времён службы в имперской армии Янос не чувствовал рядом с собой никого более ловкого и точного в движениях. Такой же резкий, как и в жизни, Юрген Шлягцойг демонстрировал, что способен загонять и с предельной жестокостью убивать не только чудовищ мира сего. Совсем не только.
Настала пора, тем не менее, просыпаться. После ночи все выдохлись - сложно не выдохнуться! Наконец-то Янос мог позволить себе избавиться от головной боли пресловутой магией, позабыв и про похмелье, и про нежелательные последствия. Совершенно голый, он осматривал себя в зеркале, купаясь в драгоценном солнечном свете. Как радостно на улице после ужасающей грозы!
Под ногами у него валялась Хельга. Как бы маг ни смотрел на неё, никакого желания уже не приходило. Выдохся, так сказать, окончательно. Для кого-то бы это было проблемой, но Янос, как ни странно, всегда знал меру. Его теперь интересовала совсем лишь единственная мелочь. Как объясниться перед хозяином трактира?
Вся проклятая таверна слышала, что творилось на верхнем этаже, и всё же никто не посмел прервать сокровенный процесс озверения. Они мешали спать, должно быть, всем подряд. Чёрт дери, даже Сентии?
Если она здесь, то...
Он, конечно же, не знал, что девушка совершенным образом ничего не слышала, отрубившись при одном лишь соприкосновении с постелью. Янос начинал думать, что ночью стоило предложить ей присоединиться. Ну а вдруг?
- Бред, конечно, - промямлил он полусонно. Настала пора найти одежду.
- Что-что?.. - завторил ему высокий голос. Юрген, конечно же. И он тоже встал!
Ну нет, ещё одного раза я точно не выдержу...
Поделиться162017-12-10 19:16:54
В затуманенном разуме Дёрдя прочно держалась одна-единственная мысль - пусть это закончится! Вопли сотен умирающих, жуткий шум и бесконечный плач похоронной процессии - всё смешалось, всё закрутилось болезненным коктейлем, не принося ничего, кроме бессмысленных страданий. За что, за что он обречён был слушать это? Почему именно он?! Что такое, что такое... где, куда, откуда? Вопросы, вопросы. Никаких ответов. Всегда одно. Колокол. Церковь зовёт. Убивать! Резать, кромсать, крошить. Рубить, рассекать... пить... пить кровь! Хлебать кровь! Сосать кровь! Пить, есть... резать...
- Бред, конечно, - будто тонкую нить прозрачной паутины, Янош разорвал щемящую череду его кошмаров.
- Что-что?.. - Дёрдь не мог поверить своим ушам. Он говорит! Он может говорить... он может петь. Он не будет петь. Он будет слушать! Он... будет внимать.
- А, Юрген! - воскликнул маг, - Чертовски рад, что ты тоже проснулся. Нужно лекарство от похмелья?
Смешной вопрос. Если бы, если бы только алкоголь мучил Охотника! Есть на свете вещи неизмеримо ужаснее, невозможно страшнее и куда как опаснее, чем жалкая рюмка-другая.
- Что, ещё водки? - спросил Дёрдь недовольно. Всегда одна и та же история с рассолами, с огурцами, с новой порцией. Никогда не заканчивается хорошо. Всегда одно и то же... всегда!
Маг хмыкнул. Крутя ус, он подошёл к постели и присел со стороны самого Охотника, будто желая отдать ему новый поцелуй. Вместо этого Янош прислонился губами к холодному его лбу.
- И как не бывало! Магия, дорогой мой друг, способна исцелять людей и врачевать раненных так же хорошо, как Слово Божье.
Дьёрдь позволил себе не согласиться:
- И всё же Господь всеведущ, а магия не может видеть всех исходов, не может предсказать их. Что бы делал, Янош, если бы знал точный день своей грядущей смерти и её причину? Попытался бы изменить предначертанное, безусловно. Всевышний же избавляет нас от этой суматохи. Он создал всё; он создал и будущее, где нас нет.
- Хочешь сказать, что Бог предвещает день твоей смерти? - спросил Янос, продолжая сидеть на постели, - Я не теолог, поэтому точно чувствую, что чего-то не понял.
- Вовсе нет. Не нужно быть "теологом", чтобы понимать божественную волю, и всё же даже Священное Рукоположение никогда не приоткроет завесы великого предопределения. Невозможно предсказать собственную смерть. Это доказывает бессилие магии и показывает могущество Господа нашего.
- А с чего ты взял, что Бог вообще есть?
- Не зли меня, Янош, - прогремел Дьёрдь, - Ты хорошо знаешь, что над такими вопросами по-настоящему верующий не задумывается никогда. Я не сомневаюсь. Это решено давно. Мне смешно оттого, какое невежество ты проявляешь в разговоре со мной.
- Тот невежественен, кто не желает знать, - парировал маг, - А я как раз из этих. Итак, ты не сомневаешься... довольно и того. Ты же Охотник, в конце концов. А я тот, кто хочет пожить ещё немного.
- Тогда ты зря это начал, - сказал Дьёрдь.
- Не важно. Пошли вниз, я чувствую, что Йоган и остальные уже встали.
С этими словами Янош резво пропрыгал через спящие тела, не церемонясь с переодеванием.
- Эй, а одежда? - крикнул Охотник ему вдогонку.
Маг, казалось, даже и не услышал.
Рисуется, червь.
Поделиться172017-12-10 19:38:52
9 августа 997-го года от Явления Господня. 11:00.
- Ну, где вы пропадали, черти драные?! - неистовствал Иоганн Метнер. Тощий жердь и его "ночной спутник" - тупоголовый усач - стояли перед ним и молча выслушивали нескончаемый поток ругани, - Пидорасы несчастные, заперлись наверху и пьют себе, и баб трахают, а я что?! А я сижу и жду вас! Час жду - с потолка опилки сыпятся, такое вы там устроили, едрить вас в рот, два прошло - водка кончилась,
а вас, сукиных-то сынов, всё нет! Раз, два, три, четыре, пять! - вышел пендель в рот ебать! Ебать вас в рот!
Перетрахали друг друга и довольные, суки подколодные, швали вы подзаборные! Да чтоб вас! У меня вся водка кончилась!
Иоганн заорал, не в силах сдерживать эмоции. Все его слышали, все почувствовали на себе медвежью неудержимую мощь! Пламя! Пламя! Вот что такое настоящий Огонь, вот что такое Огненное сердце Господа, непобедимый херр Метнер! ОГОНЬ! ПОЖАР!
Так хотелось ударить поганцев! Так хотелось втащить им в самодовольные щи и тут же ещё раз! Чтобы неповадно чертям было. Но всё потом. Всё потом! Сперва - финальное слово!
- ОБЕД - ХУЙНЯ! ХОЗЯЙКА - БЛЯДЬ! И В ОБЩЕМ, МНЕ НА ВСЕХ ПЛЕВАТЬ! А особенно на вас, пидорасов недоделанных.
И точка. И точка. И точка...
- Ну что ты так сразу-то? - смеялась Нбами, - Может, у них ещё осталось...
- Это точно, - добавил сам Янос, - Сперва бы ты, Йоган, спросил.
КАК?! ОН ОСМЕЛИЛСЯ ПОДАТЬ ГОЛОС?!
- И вообще... хозяйка-то точно не...
В мага полетел стальной кулак.
Поделиться182017-12-10 19:51:42
- ...Пидорасы несчастные, заперлись наверху... и баб трахают, а я что?!... ...Час жду - с потолка опилки сыпятся, такое вы там устроили, едрить вас в рот, .... - водка кончилась,
а вас, сукиных-то сынов, всё нет! Раз, два, три, четыре, пять! - вышел пендель в рот ебать! Ебать вас в рот! - как гром пронеслись эти слова по всей таверне.
- Хм, что это такое? Стоит, наверное посмотреть...
Быстро поднявшись на два этажа, в конце коридора Люмисентия обнаружила открытую комнату, в которой находилось несколько мужчин, женщина и источник шума - мужчина, еще более огромный чем остальные и при этом ужасно ворчливый.
- И вообще... хозяйка-то точно не...
После этих слов, громила пытался замахнуться на кого-то кулаком, но судя по тому, что не было никакого шума - он промахнулся. Она решила подойти поближе...
Поделиться192017-12-11 18:06:18
Быть может, когда-то Йоган и был быстр, но те далёкие времена давно уже прошли и не собираются возвращаться - он промахнулся. Тяжёлым стальным кулаком он чуть было не пробил Яносу череп - и хорошо, что не пробил. Во всём его громадном облике всегда был страшный недостаток. Вечно таскаясь в неподъёмным тяжёлых латах, он будто намеренно лишал себя возможности передвигаться быстро. В бою огромный вес был его большим преимуществом - не имея кисти руки, как он сам рассказывал, Йоган наваливался на врага, будто медведь, и удушал массивными бронированными перчатками. Правой ладони у него не было - вместо неё была вставлена, по сути, пустышка. Как всё это выглядело на самом деле, к счастью, Янос не знал, но сейчас был близок к тому, чтобы попробовать его силу на вкус.
И всё же он был слишком медлителен. Маг всего на несколько сантиметров отклонил голову, чтобы избежать нещадного удара, и этого хватило, чтобы его избежать. Будь он хоть немного ближе, Янос, возможно, валялся бы сейчас на полу и плевал кровью. В лучшем случае, разумеется.
- Метнер! - властно воскликнул Юрген, - Ты порочишь своё честное имя, пытаясь убить человека,
с которыми пил прошлой ночью.
Йоган не успокавился:
- Ничего я не порочу! Этому проклятому магишке давно пора преподать урок того, как слушаться старших! Давно!
- Может быть, я научусь чему-то сам, Йоган, - спокойно произнёс Янос, - Не от тебя.
Ему стоило только кивнуть, чтобы старый рыцарь во весь рост погрузился в плотную ледяную глыбу. Ни вздохнуть, ни даже пошевелиться - верное средство убийства. Разумеется, Янос не собирался убивать своего новоприобретённого друга - это было бы бесчеловечно, даже более того - подло.
- Йоган, дружище, давай забудем про это. Бедный трактирщик уже боится даже смотреть на нас, а стражу позвать не может. Пойдём просто выпьем!
С этими словами Янос уничтожил результат своего заклинания.
Чернокожая Нбами одобрительно усмехнулась. Всегда её смешит, как кого-то наказывают по заслугам!
Поделиться202017-12-11 19:18:25
- Так значит там еще и Янос? Я, пожалуй пока еще не готова к его присутствию возле себя.
Подслушав разговор, Люмисентия спешно пошла на первый этаж. Спустившись, она заметила множество удивленных взглядов, которые так и спрашивали что твориться наверху. Опустив шляпу к лицу, она подошла к бармену и положила ключ от комнаты на стойку. Он, заметив возврат - взял ключ и спросил:
- Чего-нибудь еще желаете?
Люмисентия повертела головой в знак отказа. Развернувшись, она вышла из таверны.
Выйдя, у входа в оную она заметила доску объявлений.
- Хм-м-м не интересно... ага, волки, странные волки... в лесу... сойдет.
Сорвав интересующее ее объявление, она свернула в сторону лесной чаши, которая располагалась прямо у деревушки.
- Самое время прогуляться.
Баултриг ---> Баултриг - Лес
Поделиться212017-12-12 17:59:05
9 августа 997-го года от Явления Господня. 12:00.
Обрюзгшее утро стремительно переходило в полдень, отбирая у наёмников последнюю связь со временем. Ни разу практически за целые сутки они не покидали помещение таверны, заставляя хозяина вопить от негодования, ни разу они не заплатили за свои напитки и регулярно, с нескрываемым презрением продолжая игнорировать всякий человеческий закон. Дьёрдь превосходно понимал своих вынужденных друзей - для него самого человеческие правила была куда как незначительнее божественных истин. Заповеди регулировали его жизнь, не слова трактирщиков. Свет, струящийся в обозримом будущем, был невыносимо для него притягателен. Тьма же, остававшаяся позади, никогда не захватывала его внимания. Только тяжкими ночами страха он мог вспомнить нещадное несчастье и зарыдать, задумавшись о великолепном вечном - так оно было лучше окружавшего тупое человечество мира чёрной крови. Кровь...
Всегда одно и то же.
Всегда!
Юрген Шлягцойг, как его называли иолийцы, принадлежал к церковной общине с самого рождения. Он был одним из тех, кто составлял костяк священной армии ещё до появления благочестивого Ордена, и с самого же его основания выказал желание немедленно присоединиться к могучему воинству света. Разить охотничьим копьём чудовищ - вот была высшая награда за мучительный труд. Он никогда не хотел другого. Даже спокойствия...
Лишь обстоятельства вынудили Дьёрдя отклониться от поставленных задач и обратиться к приземлённому и пошлому. Вечно пренебрежительный, он нещадно критиковал всех, кто зарабатывает на жизнь одним клинком, пока сам не оказался в ситуации совершенной безысходности. Именно тогда он и нашёл верных друзей на всю оставшуюся жизнь - до текущего момента, разумеется.
Он мог бы представить их кому угодно как самых безумных искателей приключений со всего Кальцедона и даже за его окраинами. Сложно вообразить себе объединённую комбинацию неукротимой медвежьей силы фон Метнера и змеиных укусов чужестранки Нбами - так они были непохожи друг на друга и характером, и внешностью, и всё же вместе с тем работали сообща и без всяких колебаний. С Нбами, так и надеясь её обольстить, вечно носился мнительный Андроникис-маг - по крайней мере, пока был жив. Их отряд стремительно распадался, теряя одного человека за другим в кровавых схватках, и очень скоро именно Дьёрдю пришлось взять на себя звание лидера. Служить капитаном наёмников - какая мелкая честь! Вместо того, чтобы ныть лишний раз, Охотник использовал представившуюся возможность для выполнения предписанных ему задач.
Уничтожить всех отродий ада.
Ибо кто бы мог подумать, но деньги и фон Метнеру, и оставшейся в живых Нбами нужны были исключительно для развлечений. Тешить плоть, не задумываясь о высоком! Этим они были принципиально отличны от ищущего возможности миросовершенствования Охотника.
Но этим они отличались и от Яноса, необыкновенного их нового мага. Потребовалась всего одна ночь, чтобы убедить его присоединиться к искателям приключений. Всего одно ночь и один горячий поцелуй...
Поделиться222017-12-13 17:25:14
9 августа 997-го года от Явления Господня. 12:30.
Одно по-настоящему удивляло Яноса - за обед-то они так и не заплатили! Удивительная наглость и бесконечная расточительность, с которой наёмники сопровождали всякое своё взаимодействие с пространством окружающей таверны, поражало мага ещё вчерашним вечером. Сегодня ему начало казаться, что им намеренно прощают все выходки, и даже более того - совершенно бесплатно. Был ли это сугубо рационалистический склад ума Яноса или какая-то крупица "здравого смысла" (меры совершенно, кстати говоря, субъективной), но он вот-вот хватался за кошелёк и ожидал обнаружить, что бармен опустится до банальной кражи. Они не платили ни за что. Ни жалкой копейки. А почему? Янос задал этот вопрос Юргену.
- Дьёрдь! - позвал он его на мадьярский манер, - А что у вас с... ну, финансами?
Сложно было сформулировать вопрос иначе. Он понятия не имел, интересуют ли вообще остролицего Охотника вопросы непосредственно денег.
- Достаточно спокойно для того, чтобы не волноваться. Мы заплатим, когда будем уходить.
В самом деле, ещё ни разу искатели приключений не выходили за пределы входной двери - даже опорожнить мочевой пузырь, если таковое требовалось. Хозяин таверны сам предоставлял им необходимое для этого помещения. Удивительная практичность, не свойственная обычно имперцам, объяснялась Яносом сравнительно просто - это простое вылизывание задницы.
- Так а чем вы таким принципиально отличаетесь от остальных приключенцев, а? - спросил маг с подковыркой. Сейчас-то он точно узнает, в чём секрет успеха!
Остальные, перебрасываясь в покер, не слышали ни этого вопроса, ни предыдущего. В целом, вообще весь их диалог совершенно заглушали истошные крики Йогана - при каждой удачной комбинации он с незабываемой экспрессией сообщал об этом на всю таверну.
- Я полагаю, дело не в нас как таковых, - отвечал Юрген, - Дело лишь во мне. Что ты знаешь об Охотниках?
- Конкретно говоря, ничего. Правда, путешествуя, наткнулся на несколько охотничьих трупов - один красивее другого.
- Все мы смертны, - Юрген задумчиво обратился ввысь, - Нам, членам Ордена Охотников, известно об этом лучше всех. В конце концов, мы изначально созданы для того, чтобы умереть. Как бы это не звучало, но наш век короток - мы поддерживаем его, выполняя свой долг перед Господом. Всё так или иначе основано на Вере, Янос. Можешь ты это принять или нет, но наше существование - это не привилегия, а долг перед Всевышним. Каждый отдаёт его как может.
Кто такие Охотники? Это мы, уже отдавшие свои тела и души на служение Свету - так необходимо и так требуется. Йоган и Нбами здесь не при чём. Они, быть может, и помогают мне, но так же далеки от Охоты,
как и ты. Мало просто убить чудовище - его необходимо уничтожить на корню, сломить саму его суть.
Возможно, здесь есть что-то и от магии - кто знает, кто знает.
- Однако, если здесь имеет место магия, то что это за магия? - спросил Янос.
- Ответ прост. Магия крови.
Магия... крови?
Юрген в один миг преобразился. Бледным песком рассыпались все его прежние человеческие черты - лицо, ставшее мертвенной маской, озарилось зверским оскалом, и в самих глазах промелькнуло ненавидящее пламя застарелой ржавчины. Куда исчез сухой и высокомерный человечишка, с которым Янос разделил хлеб, соль и постель? Куда мог раствориться его новый друг, если не в вечную бездну смерти? Там, куда исчез старый Юрген, не было место живым.
- Нас истязают. Это ровно так просто, как я описал. Каждый из нас проходит через серию смертельно опасных обрядовых действий, в результате чего сама наша кровь переходит на новую стадию человечности. Она жаждет убивать и нести смерть. Любой, кто нарушает закон Господа своей мерзостной сущностью, будет растоптан нами, стёрт в безысходность естества. Тьма будет повержена, и мы умрём с улыбкой на лице, встречая новую кровавую зарю - вот что ждёт всех Охотников. Срок нашей жизни ограничен. Скажем, сколько осталось лично мне? Год-два. Я думаю, не больше. Каждую минуту мы иссыхаем изнутри, обращаемся в прах. Погасаем, будто тлеющий уголёк. Tu estist Irmied meg te decet ignic nare... я могу быть не силён в древних языках, но даже сейчас эта фраза ближе всего к тому, чем мы живём. Мы уже мертвы, Янос. Перед тобой сидит живой мертвец...
- Но погоди... Погоди! Должен же быть какой-то способ вернуть всё так, как было?.. Спасти вас?
- В этом нет смысла. Зачем спасение тому, кто уже блаженен?
- По крайней мере, - холодно процедил Янос, - Чтобы любить и быть любимым самому.
Юрген в ответ лишь едко засмеялся.
- Вся любовь от Бога, Янос. Помни это.
Живой мертвец ликовал.
Поделиться232017-12-16 16:31:52
9 августа 997-го года от Явления Господня. 13:00.
Уже близко было время обеда, когда наёмники закончили играть в кости и перешли к более насущным проблемам - обсуждению плана действий. В воздухе разносился аппетитнейший запах готовящегося жаркого, в приготовлении мяса к которому Дьёрдю удалось поучаствовать всего лишь вчера. Ледник в подвале таверны сохранял исправный холод при любых обстоятельствах, позволяя уже сегодня насладиться совершенно свежей свининой. Как оказалось, хозяин был не из самых крепких психикой - ему болезненно было лишь думать об убиении собственных хряков, поэтому единственным человеком, безоговорочно согласившимся на кровавую работу, был сам Охотник. Для Дьёрдя не представляло никакой сложности подсобить оказавшему его друзьям всяческую поддержку старику. В конце концов, когда дело доходило до умертвления чего-либо, сам Дьёрдь отбрасывал и гордость, и чистоплотство: смерть есть священноначалие всего сущего. Даже свиньи заслужили оказаться под клинком профессионала и умереть быстро, без боли.
Несмотря на все аппетитные мысли, Дьёрдь не испытывал голода. Все его чувства давным-давно омертвели, кроме боли, и сейчас, глядя в бессмысленно мерцающее пламя очага, он втайне мечтал прыгнуть в него и тут же исчезнуть из этого мира во вспышке всепоглощающего пламени. Нечестивые мысли должны быть изгнаны из головы вместе со всем остальным. Его компаньоны могут умереть - и умрут, если будут продолжать идти путём клинка, но сам он должен пройти свою дорогу без чужой помощи. Господь ждёт его на небесах лишь прошедшим самый сложный путь самостоятельно.
- Значит, смотри, - разложив на столе карту Империи, рассказывала Нбами, - Если эти гады засели в старых Гольдштейновских шахтах, то нам никак не выкурить их оттуда, кроме как прямым штурмом. Улавливаешь?
В её дикой манере всегда было рассказывать так, что никому ничего становится не интересно.
- Существуют заклинания, способные воспламенить сам воздух, - ответил Янос.
- В этом-то вся и проблема. Нам нужен трактат, хранящийся у них где-то под землёй - его ни в коем случае нельзя трогать. Юрген, объясни ему!
Как они меня все утомили. Как я от них устал... когда, когда их всех настигнет причитающееся за все совершённые грехи? Друзья, не друзья, а избежать наказания они не смогут. Ничто не может быть хуже убийства человека.
- Не трудись, прошу тебя, - Янос сам подошёл к Охотнику, - И так понятно, что это как-то связано
с Церковью.
- Абсолютно верно, - ответил Дьёрдь, - Понтифик объявил всеобщую охоту за древними артефактами, когда-то служившими Первой Церкви. С чем это связано, в сущности, не так важно, как сами артефакты - вернуть их необходимо в полной целости и сохранности.
- Ты так говоришь, будто в них есть что-то от магии, - Янос ехидно улыбнулся.
- Магия суть грех. Увы, но это именно так. Труды Отцов Церкви чисты от всякой порочной составляющей и поэтому представляют ценность сами собой. Это наша история.
- История... - Дьёрдю показалось, что маг задумался, - Я был бы не против ознакомиться с ней, раз уж собираюсь провести в кальцедонских странах всю оставшуюся жизнь.
- Вероятно, тебе представится возможность, если ты будешь достаточно осторожным.
Вскоре из уборной в очередной раз вернулся Йоган, что позволило окончательно подтвердить все дальнейшие планы.
- Ворваться. Убить всех. И ничего не спалить, - таков был их итог. Выступить предполагалось завтра.
Поделиться242017-12-16 22:40:40
- Ух... Похоже мне действительно придется выводить эту вонь. - с такими мыслями Люмисентия прервала суету таверны, достаточно громко войдя в нее.
Прикрывая нос и держа ее "трофей" как можно ниже, она не глядя на окружение, подошла к стойке, у которой стоял бармен, гораздо более удивленный чем раньше. Сев за стойку и положив голову под нее, она, положив сорванное объявление - написала:
"Действительно, странные волки у вас водятся, а если точнее, то водились. Если вам не жаль, то может дадите что-нибудь поесть в качестве "вознаграждения"?"
Бармен, скривив мину от неестественно отвратительного запаха, почесал затылок и пожав плечами - ответил:
- Хорошо, только избавьтесь от этого. И куда подальше. - указывая пальцем на лежавший под стойкой обрубок.
- Отлично, сегодня поживу еще дольше... И почему-то у меня такое чувство, будто на меня кто-то пристально смотрит.
Поделиться252017-12-17 14:00:29
9 августа 997-го года от Явления Господня. 13:15.
- Брямс! - прозвенел кошелёк с деньгами, ударившись об барную стойку. Меткий бросок Юргена отправил вознаграждение точно в цель, как и предполагалось - Янос не мог не отметить предельную, практически нечеловеческую координацию его движений, позволившую выполнить действительно непривычно сложное. Это было куда быстрее, чем отправить гремящие монетки туда магией.
Так-так-так... кого я вижу. Судя по всему, загадочная странница решила обанкротить моего любимого "Дьиэйордья", отобрав у него любимую работу.
Не медля, Охотник своим излюблённым властным шагом отправился к прибывшей в таверну Сентии. На его длинном лице не отражалось совершенно ничего; казалось, он игнорировал даже отвратительный по всем отношениям запах. Сложно было выразить, насколько Яносу хотелось избавиться от него в этот же момент, но резким порывом ветра невозможно было вычистить нечто настолько мерзкое без опасного для окружающих сквозняка. Янос не был целителем - он понятия не имел о том, как избавляться от человеческих болезней, и никто в самой Академии не смог бы обучить этому малополезному действу. Зачем, если существует алхимия?
Впрочем, какая разница - кинутый под стойку кусок волосатой плоти смердел неимоверно, и от него требовалось немедленно избавиться.
- Glacies, - прошептал маг, интуитивно тут же выполняя требующуюся формулу быстрыми пальцами. Волчью голову в одно мгновение сковал лёд. Скрывшись под непрозрачным куском холодного каркаса, он упрятал с собой и раздражающий запах гнили.
Осталось разобраться с самой Сентией. Юрген заговаривал ей зубы, видимо, не имея никакого понятия об её немоте - Янос ничего не рассказал ему об позавчерашней внезапной встрече. Распинался Охотник о том, насколько ценна её поддержка жителям этой деревни и о том, насколько сам он от лица своего Ордена признателен ей за уничтожение этих мерзостных отродий. Яносу всерьёз было интересно, откуда он брал деньги. Выходит, он был своего рода казначеем и выделял золото не из личного кошелька, а из общего. Почему-то этот вопрос всерьёз заинтриговал мага - вечно вопящий Йоган стих, едва увидев эксцентричную выходку своего мадьярского друга. Одна Нбами, мать её за ногу, не переставала начищать свой лук перед завтрашним походом, хотя и не отрывала при этом глаз от происходящего у стойки.
Потеряв терпение, Янос решил присоединиться к "разговору". Интересно, как скоро Юрген без его помощи догадается об особенности их новой знакомой?
Поделиться262017-12-17 16:06:01
- Ох, сколько же лишнего внимания на пустом месте. Ну, даже с учетом того, что я терпеть не могу церковь, то я приму это вознаграждение. Однако, он ведь до сих пор не понял что я ничего в ответ не способна сказать. - выслушивая лестные слова охотника и рассматривая пойманный ею мешочек, она ожидала что-то от бармена, дабы утолить голод на день.
Слушая слова незнакомца, Люмисентия ненароком увидела то, что к ней приближается уже довольно знакомая личность - Янос. В момент, как она его заметила, она резко отвернулась в сторону бармена, надеясь что он ее не узнает. Однако надежды были напрасны, ведь она слишком выделялась и тогда и сейчас.
- Твою мать.
Поделиться272017-12-17 16:40:26
Есть вещи, которые невозможно забыть в одночасье. Улыбка матери, свежесть родных лугов, первый выстрел из лука - всё это было неподвластно времени, иссушающему человеческий род. Увы, Янос не помнил ничего из этого. Прошло не одно десятилетие с того момента, как в последний раз он покинул родимый дом и уже никогда не мог более вернуться. Его звала Империя, кровожадная и могучая. Детство прошло незаметно, разорванное в клочья суровыми упражнениями Академии. Там он провёл почти все годы своей жизни и о многом жалеет, не в силах изменить линии своей судьбы. Слишком коварна она была, слишком извилиста.
И всё же, стоя перед молодой дворянкой и силясь заглянуть ей в отведённый глаза, Янос понимал, что ещё может называть счастливчиком. Человек, не способный говорить или быть понятым окружающими, в несколько раз несчастнее всякого имперского мага. Быть может, у Сентии была хотя бы свобода? Нет, нельзя называть свободой возможность умереть от голода. Выбор умереть есть у каждого, но не всякий способен сделать его самостоятельно. Неумолимо тикает время, отбирая жизнь у всякого на свете. Если бы только мог Янос поделиться им с нежданной его знакомой! Порой у него слишком много времени. Как и Сентия, Янос слишком много странствует без цели. Его жизни нужно что-то, кроме приключений, ибо нет в ней иначе смысла. Кто знает, когда наступит старость...
- Юрген, - позвал он Охотника, - Она не может тебе ответить. Нема, как рыба, да простится мне такое сравнение.
- Но слышит ли она меня? - задался он серьёзным вопросом.
- И даже может тебе ответить. Только я ни жеста не понимаю.
Будто получив команду к действию, Сентия тут же принялась ему отвечать. На сей раз уже Яносу предстояло оказаться уязвлённым - Юрген не только прекрасно разбирал все её недоформулы, но и тут же вторил ей своими.
Думаю, из него дипломат выйдет получше моего.
Поделиться282017-12-18 00:54:44
- Ха, неужели тут есть кто-то, кто сможет меня понять?
Встав со стула у барной стойки, Люмисентия повернулась к Юргену лицом и со серьезной экспрессией начала показывать различные жесты, которые значили бы:
- Пожалуй, мне стоит представиться. Меня зовут Люмисентия. Я премного благодарна за столь щедрую награду в эти нелегкие дни. Однако, судя по вашему и лицу моего недавно приобретенного знакомого, а так же по тем примечательным людям за столиком, я могу предположить что у вас есть ко мне какое-либо дело? - указывая пальцем на столик, у которого сидел вечно орущий мужик и женщина с сомнительными мотивами.
Поделиться292017-12-18 18:09:29
Дьёрдь был беспрекословно удивлён - лишь совсем немногие способны похвастаться совершенным использованием иолийского жестового языка, и хотя он сам был одним из них, предпочитал держать подобные способности не на всеобщем обозрении. Сейчас ему требовалось одно - в мере необходимой галантности предоставить Яносу максимально точный перевод обычными словами. Перевод получился несколько вольным - немного некомфортно, кстати говоря, общаться таким образом, хорошо зная, что собеседник тоже слышит твои жалкие потуги всё обустроить в соответствии с изысканной формой хорошо отточенной словесности.
- Мне по всей видимости необходимо представиться, - переводил Дьёрдь целым предложением, выслушав девушку, - Меня зовут Люмисентия. Я чрезвычайно благодарна за столь щедрую и неожиданную в эти нелёгкие дни награду. Однако, если судить по вашему - моему - лицу и лицу моего нового знакомого, а также по всем... людям за столиком, я предполагаю, что у вас есть ко мне дело.
- Хитро ты, - встрепенулся Янос. У него по глазам читалось, что слишком давно никто не превосходил его в каком-либо отвлечённом знании, - А меня обучить сможешь?
- Смогу, если понадобится и будет время, - Дьёрдь не желал отвлекаться на любовника в момент переговоров. Дама Люмисентия была далеко не так проста, как казалось - это доказывала чудовищная голова истреблённого чудовища, добыть которую без особых боевых навыков невозможно. Было ли для неё это обыденным делом, или же нужда заставила хрупкую на первый взгляд странницу двигаться по пути Охотника, но к самому Ордену она не принадлежала. Дьёрдю хватило одного взгляда в голубые её глаза, чтобы отринуть эту пагубную мысль как нечто невозможное. Вселенная не способна пережить нахождение двух Охотников в одном помещении, если это не замок Ордена. Слишком много крови. Слишком много боли.
Она была изнеженной. Аристократические повадки - это типично для девушек, проведших детство в высшем свете, даже если распорядилась так судьба, что отрочество и юность пришлись на совсем иное обстоятельство и место. В отличие от Дьёрдя, свои знания она показывала неосознанно. Разве стоит трудиться тому, кто уже талантлив? Охотник не был так хорош, как это чувствовалось в Люмисентии, и всё же позволял себе полагать собственное превосходство. Убивая чудовищ, как это произошло сейчас, она настолько далека от Пяти заветов крови, насколько это было возможно, и засим не могла быть лучше Дьёрдя в его мрачном ремесле. Убивать, чтобы прокормить себя - это почти так же низко, как продавать собственное тело. Девушка может не осознавать этого, но само её нахождение здесь и сейчас было предано греховности. Дьёрдь мог предотвратить это и отправить её туда, где ей и место - в безопасность, но не мог знать всех обстоятельств и опасался вступать в конфликт. Ему была свойственна огромная природная осторожность.
Насилие ведёт тех, кто не могут открыть свою душу Господу. Да помилует он своё бедное дитя...
- Значит, она в деле? - спросил Янос.
- Вовсе нет. Никто не согласится на участие в подобном, не выслушав всех положений. Итак, благородная дама, слушайте и внимайте...
Дьёрдь подробно рассказал ей о нынешней обстановке и представил всему отряду, предпочитая при этом косвенное знакомство, нежели прямое. Ни одной женщине не будет приятно общение с Иоганном фон Метнером - это безусловно. С другой же стороны сам Дьёрдь старался проявить максимум галантности, порой даже неприличные в дамском обществе слова заменяя более приятными слуху и голосу. Люмисентия должна была знать, на чём стоит весь свет - и почему так важно вернуть обнаруженный ими том Священного Писания. Оригинал бесценен - как верующая ницшеанка она должна была эта понять и немедленно согласиться предоставить всю возможную помощь.
Янос же просто поддакивал каждой охотничьей фразе.
Поделиться302017-12-18 18:51:06
Выслушивая предложение от случайных и не очень господ, Люмисентия приподняла бровь, когда кто-то из них упомянул "...убить всех."
Дослушав потенциальный план она, вздохнув ответила:
- Мне не составляло бы труда помочь вам, но я не могу пролить кровь какого-либо человека, пока он не представляет прямую угрозу для меня. Не мне судить это отребье и не мне их наказывать. Думаю вы сможете меня понять. Есть возможность предложить вам свои знания в медицине, алхимии и других дисциплинах, однако я не уверена что вам это пригодиться, учитывая то, кто среди вас. - указывая взглядом на Яноса.
Она не могла нарушить тот обет, что сама себе дала.
- Если вас и это не устраивает, то, к сожалению больше ничем не могу быть полезной и я покину эту таверну. - дополнила она, ожидая ответа.