26-е малахита, год 55 правления Огара IV, 17:15.
В горле Арвейга застрял немой вопрос - Как? Как прямо у него под носом могло произойти нечто настолько отвратительное? Вопиющее коварство, мерзостное предательство и пресмыкание перед врагом, идущее прямо из Совета! И всё это ещё до болезни Короля! А может быть, кощунственными действиями Предками проклятого изменника и была вызвана эта болезнь?! Может быть, чёртов перебежчик посмел подмешать какой-то чёрный, как его собственная кровь, яд в славную королевскую пищу? Кем бы он ни был, он совершил непростительный грех. Он предал всё, на чём стоит его собственная раса, его собственный народ. Город обливается кровью, страдая от чумы и ужасающей войны, матери плачут и стонут, теряя сотни и тысячи сыновей в каждой из десятков битв, а он, воплощённый Каин, стоит над всеми ними и насмехается, насмехается, насмехается! Он, клятвопреступник, душепродавец, искариот! - уничтожил сам себя! Он убил собственную душу! Он навсегда лишил себя связи с Камнем и всеми его детьми! Он демон! Зверь! Изверг! Сатана! ИЗУВЕР!
Глаза Арвейга сверкали гневом. Совершенно забыв и об Дормунде, и о своей надлежащей статности, он будто дикий волк рыскал по всему Тронному залу, раз за разом перечитывая проклятое письмо. Писанное настоящей рукой самого Торгрима, оно перевернуло всё, что на чём стоял его мир и заставило пылать и изнемогать от жаркой истомы. Арвейг со свитком в руке посмотрел на огненный колодец. Где-то там, глубоко-глубоко в жерле ада, пылало в ярости его разбитое сердце. Арвейг не сдерживался. Убедившись в собственном одиночестве, он кричал от гнева и вымещал его на всём попавшемся рядом. Кулаком в броне он бил по колонне, оставляя на ней заметные следы, пока боль не стала настолько невыносимой, что он был вынужден остановиться. Но даже боль не утихомирила ужасающую ненависть, бурлящую внутри Арвейга. Он мог лишь пыхтеть, подобно паровому костру, желая освободиться от оставшихся капель терпения. Он весь был гнев. В бою, окажись рядом противник, он был бы подобен шторму и растерзал бы его без капли сожаления. А предателя Арвейг бы выпотрошил, стоя над огненным котлом, и в своей бесконечной ярости наслаждался бы каждым криком и отчаянным стоном. Изнемогая в своём свирепом бешенстве, он забыл, что такое доброта и забыл, что такое закон. Убить. Убить. Убить. Отрубить ему голову. Скормить паршивого предателя голодным псам. Испепелить! Уничтожить!..
Опомнился он только тогда, когда чуть было не подпалил драгоценный свиток.
- Что же я делаю? - спросил Арвейг у самого себя. Как низко я опустился... как ужасно я пал...
Чудовище, бывшее внутри него пару мгновений назад, исчезло безвозвратно. Арвейг вернулся в этот мир и был готов действовать наверняка.
Согласно донесению, предатель является членом Королевского совета, а в совет в данный момент времени входят четыре наиболее приближенных аристократа и все королевские сыновья. Арвейг не думал на братьев в принципе - не считая Дедроса, они все были в той или иной мере честными и достойными представителями дварфийской расы. Арвейг желал взглянуть Дедросу в глаза, чтобы нащупать в них пролом, и всё же боялся узнать правду. Он не желал знать, что его брат способен на нечто подобное. Ведь Тёмные нас уничтожают! Они выкашивают целые поселения и режут города, убивают всех на своём пути, с каждым днём всё ближе подбираясь к столице. Кем вообще нужно быть, чтобы сотрудничать с ними? Зачем ему это может быть нужно?
Тщеславный, тщеславный Дедрос. Арвейг как будто в кошмаре видел у себя перед глазами его массивную фигуру, держащую рукопожатие с кем-то из генералов Тёмных - эта жуткое существо было сокрыта от него, ибо сам Арвейг видел Тёмных лишь в изображении художников. Он физически ощущал всепреодолевающую ненависть к своему брату, теоретически способному на такое предательство.
Теоретически! Но практически ли? Сколько раз Арвейгу удавалось проверить, Дедрос всегда был верен Королю и Престолу. Хотя...
Несколько лет назад им удалось поучаствовать в масштабной кампании против распоясавшихся преступников Низин, решивших объединиться в настоящую банду. Тогда ещё Мезум желал пойти с ними, но отец приказал ему оставаться в Цитадели, и кто бы мог подумать - Мезум сбежал! Да как сбежал - мастерски заговорил зубы стражнику и собственными ногами вышел из Цитадели как будто "на прогулку", оставив на столе объяснительное письмо. Тот момент они вспоминали ещё очень долго, но Арвейг особенно долго - Мезум спас ему жизнь, когда Дедрос медлил. Чрезвычайно точным выстрелом из лука он попал занёсшему над Арвейгом клинок бандиту прямо в глотку. У Дедроса была возможность помочь брату. Он ей не воспользовался. Почему?
Позднее Дедрос рассказывал, что просто замешкался, и Арвейг желал найти в себе силы поверить в эту красивую выдумку. Но так и не смог. Было предельно очевидны, что единственным желанием Дедроса в этот момент была одна единственная вещь - упади и истеки кровью!
Арвейг не мог знать, что будь даже такая мысль у брата в голове на самом деле, она была обращена к бандиту. И он, послушно повинуясь, упал и умер со стрелой в глотке. Мезум не знал себе равных в стрельбе. А Дедрос не знал себе равных во лжи.
Ложь, ложь, ложь! Как же хотелось Арвейгу вывести треклятого брата на чистую воду. Злость сменилась решительным желанием покончить со всем этим как можно скорее. Он обязан был действовать здесь и сейчас. Созвав экстренный Совет, Арвейг изложит перед всеми возможными предателями содержимое этого письма и посмотрит в глаза каждому, чтобы на правах судьи убедиться в его виновности или невиновности. И если среди них действительно есть настоящий изменник, то пусть он лучше бежит! Пусть! Арвейг предоставит ему такую возможность этим своим действием. Беги, ублюдок! Беги, и пусть только пятки сверкают!
Исполненный страшной решимости, принц кучным шагом отправился в свои покои. Жизненно важно было опередить предателя, пока он, воспользовавшись слабостью короля, не нанесёт новый удар.
Тронный зал ---> Покои Арвейга
